Гоблины. Жребий брошен
Шрифт:
Как ни странно, но в игре в «гляделки», первым отведя взгляд, проиграл Мешок:
— Ольга, если не секрет, конечно: почему вы с такой легкостью согласились на перевод? Все-таки без малого пять лет в карманной тяге? В отделе на хорошем счету, Саныч о вас исключительно с придыхательной интонацией рассказывает?
— Много причин. И все вроде как друг дружки стоят… Вот, хотя бы эта, — Ольга вытянула руки, демонстрируя Андрею внешние стороны ладоней.
— Не понял? Руки как руки. Вроде бы не дрожат.
— У вас, у мужиков вечно одна
— Почему?
— Да потому что яркий, красивый маникюр бросается в глаза. Он запоминается, понимаете? Так же как запоминаются стильная кофточка, короткая юбка, прическа из недешевого салона! Когда я работаю — я должна выглядеть серой мышью. А работаю я всегда. Понимаете?… Но это так, сугубо наши, бабские штучки. Конечно, не в этом дело. Вернее, далеко не только в этом. Вы до перехода в «гоблины», где служили?
— Сначала в РУВД, затем — в уголовном розыске, в убойном.
— О, белая кость! Но нашу работу в общих чертах представляете?
— Именно что в общих. В основном, по байкам и хохмочкам Саныча.
— Да уж, работенка — обхохочешься. А знаете, что такое карманный опер? Это значит поздно ложиться и поздно вставать. Это больные, стертые в кровь, с отвратительными подушками мозолей ноги. Это прогрессирующая интеллектуальная деградация. Это каждодневный стресс от того, что в любую минуту ты можешь в лучшем случае получить по физиономии кулаком, а в худшем — в печень шилом. Это субкультура а-ля «Русский шансон», только в вывернутом наизнанку, в зазеркальном его отображении… В общем, это такое дерьмовое дело, которым может заниматься только тот, кто любит запах и вкуса дерьма.
— Зачем же вы в таком случае пошли в милицию? Мне показалось, что в отсутствии вкуса вам не откажешь.
— Мерси за комплимент, — грустно улыбнулась Ольга. — Вообще-то, я по образованию педагог. Училась на физрука, но поскольку свободных вакансий не было, пришлось стать биологичкой. И знаете, за исключением шила, в современной школе практически всё то же самое. Поэтому, когда подвернулся шанс стать опером, решила рискнуть и попробовать… Думала, что именно в милиции узнаю и пойму жизнь, как она есть.
— Ну и как, узнали?
— Узнала. И ужаснулась еще больше.
— Я слышал, вас чуть ли не сам Саныч лично в карманные вербанул?
— Да, было дело.
— Расскажете эту леденящую кровь историю?
— Как-нибудь в другой раз. Поздно уже. Пока еще мы к себе, на Юго-Запад доберемся.
— Так давайте я вас отвезу.
— А как же? — Ольга изобразила характерный жест, щелкнув пальцами по горлу. — Гаишников не боитесь?
— Не боюсь. У меня «непроверяйка».
— Шикарно живете!
— Не «живёте», а «живём»! — поправил ее Мешок. — Надеюсь, за пару недель я смогу уладить все формальности, и вы станете полноправным членом нашего героического экипажа.
Скрипнула балконная дверь, и в дверном проеме показалась взлохмаченная голова Дениски. Судя по страдальчески-несчастному выражению лица, ребенок сдерживался из последних сил чтобы не зарыдать.
— Ма, поехали домой, а?!
— Сейчас едем… А ты чего такой кислый? Опять живот болит?
— У меня деда Вася все деньги, все сорок рублей выиграл! Жу-улик! — трагически поведал Денис.
— Черт старый! Ты зачем ребенка обижаешь? — донесся с кухни возмущенной голос супруги Золотова. — А ну, немедленно верни ему денежки!
— Ничего не знаю! Уговор дороже денег! У нас, пенсионеров, теперь каждый рублик на счету!
Ольга и Андрей переглянулись и…расхохотались в голос. И этим абсолютно непедагогическим поступком окончательно испортили настроение в одночасье ставшему нищим ребенку…
Машина Андрея остановилась у крайнего подъезда казавшегося бескрайним дома-корабля на улице Маршала Захарова. Денис первым выбрался из машины и тут же заканючил, указывая в сторону детской площадки:
— Ма, можно я немного покачаюсь?
— Денис, поздно уже.
— Ма, я буквально десять качков и всё. Можно?
— Хорошо, если «буквально десять качков», то можно.
Денис радостно ускакал на качели. А Ольга и Андрей вышли из машины и с удовольствием вдохнули бодрящего невского воздуха. Здесь, в юго-западной глухомани, упирающейся непосредственно в Финский залив, ветродуй был, пожалуй, единственной фишкой-достопримечательностью.
Постояли. Помолчали.
— А правда, что вас по паспорту Иолантой зовут? — неожиданно спросил Мешок.
— Правда. Ненавижу это имя. Я из-за него в школе столько натерпелась: и когда сама училась, и когда после уже сама учить стала. Папочка мой был без ума от Чайковского, вот и… сподобил. Хорошо еще так. А то, вполне могла быть, к примеру, Ундиной. Или Одеттой.
— А мне нравится. На слух весьма непривычно, но, по мне так очень красиво.
— Да ладно вам, врать-то… Денис, десять качков уже было. Давай домой… Ну, рада была знакомству, Андрей! — Ольга протянула ладошку. — Спасибо, что подвезли. И вообще: за сегодняшнее предложение, за будущие хлопоты…
Мешок чуть задержал ее руку в своей ладони:
— Ольга, пока могу обещать одно: стильная кофточка, короткая юбка и наманикюренные ногти приказом по подразделению будут утверждены к обязательному ношению в служебное время. Всё остальное — увы, сугубо по обстоятельствам. К сожалению, дерьма в нашей работе тоже хватает.
— Не терзайтесь так, Андрей. Я — девочка взрослая, и прекрасно понимаю, что выбирая из двух зол меньшее, тем не менее, ты всё равно выбираешь зло.
Возвратившийся Денис решительно разбил рукопожатие матери и малознакомого дяденьки и потащил Ольгу к подъезду. Они уже почти дошли до дверей, когда вдруг Мешок, неожиданно вспомнив, окликнул: