Год активного солнца
Шрифт:
— Нодар, приляг!
Мое тело, как завороженное, подчиняется Экиному голосу, доносящемуся из подземелья. Я не открываю глаз, но вновь отчетливо вижу прорванную плотину, вновь слышу страшный рев грозной стремительной воды.
— Нодар!
Я едва различаю в реве стихии Экин голос.
— Нодар, опомнись!
Теперь Экин голос слышится совсем близко. Тепло пролилось в мое тело, стихия сразу угомонилась, и воцарилась непривычная тишина.
Я с трудом разжимаю потяжелевшие веки. Испуганное Экино лицо
— Может, ты хочешь воды?
— Да, — говорю я, хотя пить мне совершенно не хочется.
Эка приносит из кухни стакан воды. Я не свожу глаз с ее тела, в котором теплится искорка моей жизни, частичка моего тела. Муть опять с головой захлестывает меня.
— Пей, — говорит Эка, протягивая мне стакан. Другой рукой она пытается приподнять мою голову.
Пить я не хочу, но все же делаю один глоток.
— Приляг рядом со мной.
Эка ставит стакан на стол и молча подчиняется моему желанию. Я закрываю глаза и прижимаюсь головой к ее груди. Мне приятно тепло Экиного тела. На мгновение я от всего отключаюсь, забываю обо всем на свете.
— Прости меня, Нодар, я причинила тебе боль. Я никогда больше не скажу тебе такой глупости. У нас никогда не будет ребенка.
«У нас никогда, не будет ребенка». Фраза, сказанная с дрожью в голосе, больше не тревожит и не успокаивает меня.
— Мне не надо было этого говорить. Я ошиблась. Я и сама не знаю, как сорвалась с языка такая глупость. Прости меня за то, что я причинила тебе боль.
Пауза.
— Я не должна была говорить о ребенке. Наша любовная связь не предполагает ребенка.
Я чувствую, как трепещет ее сердце. Я крепче прижимаюсь к ее груди, надеясь, что этим смирю беспорядочный и гулкий стук ее сердца. Жарко, но мне удивительно приятно тепло Экиного тела. А сердце ее по-прежнему трепещет и, как вспугнутая птица, бьется о крутые ребра.
Мои руки ощущают упругость Экиной талии, ноздри щекочет дразнящий, привычный аромат ее тела. Меня давно не влекло к Эке с такой силой. Сначала осторожно, а потом с жадностью я целую ее прекрасную грудь, с закрытыми глазами ищу ее пухлые пунцовые губы. Я чувствую, как наши сердца синхронно бьются о стенки грудной клетки.
— Нодар! — пытается сопротивляться Эка.
Мои пальцы легко нашаривают пуговицы ее тонкого платья.
— Нодар, Нодар! — по инерции сопротивляется ее голос, но руки уже крепко обнимают мое напрягшееся тело, переполненное нетерпеливым ожиданием наслаждения. Потом все меркнет, и я едва различаю нежный страстный Экин стон.
Потом молчание.
Сознание мое постепенно тонет в тумане.
Лишь слабое дыхание Эки нарушает воцарившуюся тишину.
Затем раздается грустный голос скрипки.
Знакомая мелодия доносится издалека.
Звучание скрипки усиливается.
На сцене стоит маленький мальчик в коротких бархатных брючках и белой рубашке с белым бантом. Умные безжалостные глаза странно мерцают.
«Я сплю?»
Голос скрипки умолк. Знакомая мелодия растворилась в пространстве и исчезла.
«Я бодрствую?»
«А может, я просто вижу сон?»
В лицо хлещет горячий ветер пустыни. Время караваном проплывает вдали. Я отчетливо вижу время, ползущее как туман в горах.
Время идет, идет медленно, но твердо и упрямо. Я вижу, как лениво тащит оно свое огромное серое туловище. Оно проходит и теряется где-то в горах. У меня возникает неодолимое желание коснуться рукой его серого туловища, но не хватает решимости.
В бескрайней пустыне ни единой души. На раскаленном песке прикорнула смерть. Лишь время лениво тащит свое серое туловище. Наконец набравшись смелости, я касаюсь рукой его безгранично распластавшегося круглого тела. И вздрагиваю. У меня такое ощущение, словно я сунул руку в горячий пар.
Обман слуха? Или я действительно слышу трель звоночков? Я осторожно вытаскиваю руку с капельками горячей воды из переваливающейся серой массы и весь обращаюсь в слух.
— Нодар!
Нет, слух не подводит меня. Кто-то зовет меня, и голос этот совсем близко, но горячий ветер пустыни снова относит его вдаль.
— Нодар, кто-то звонит в дверь!
— Что, что?
— Кто-то звонит в дверь.
— Кого принесла нелегкая?
Звонок не умолкает.
Я едва открываю глаза и тыльной стороной ладони отираю со лба пот.
— Может, не открывать? Как будто никого нет дома.
— Кто знает, может, пришли по делу? — окончательно протрезвел я.
— У тебя достанет сил встать?
— Другого выхода нет. Придется встать.
— Я уйду в ванную, — говорит Эка и берет со стула платье.
Звонок долгий, пронзительный. Палец неотрывно давит на пуговку.
Я и не думаю одеваться. Только сую ноги в ботасы. Я все еще не пришел в себя.
«Кого это черти носят?» — думаю я, пытаясь вспомнить, кто из моих знакомых способен так нагло звонить.
Медленно открываю дверь.
На площадке стоит какой-то молодой человек и с улыбкой глядит на меня. В руках у него «дипломат».
— Здравствуйте!
— Здравствуйте! — неохотно отзываюсь я на приветствие, убежденный в том, что меня с кем-то путают.
— Можно? — нагло спрашивает незнакомец и, не дожидаясь разрешения, пытается пройти в прихожую.
— Кто вам нужен?
— Вы. Ведь вы Нодар Геловани?
Молодой человек уже в комнате. Я лениво закрываю дверь, вхожу следом за ним в комнату и опускаюсь в кресло. Его бессмысленная улыбка и наглость выводят меня из себя. Я нарочно не предлагаю ему сесть.