Год беспощадного солнца
Шрифт:
– Вы уверены?
– В чем?
– В том, что на нас напали?
Она странно посмотрела на него.
– Я с ума еще не сошел, – усмехнулся Мышкин. – Вот у вас точно крыша съедет, когда в полиции нам предъявят обвинение, что именно мы с вами напали на милых и безобидных молодых людей, нанесли им увечья, только что убить не успели. А если они вдруг окажутся членами какого-нибудь путинюгенда, тогда я за вашу и свою свободу не дам и рваного рубля.
– Вы это серьезно? – не поверила она.
– Вполне! Давайте
– Надо бы поискать здешний медпункт.
– Это еще зачем?
– Вам нужна операция. Нужен врач.
– А вот этого не надо! – веско заявил Мышкин. – Я сам врач.
– Неужели? – встрепенулась девушка. – А по специальности?
– Я? Моя специальность? Кто я по специальности? – задумался Мышкин. – Хирург я по специальности!
– Очень интересно. И какой же?
– Самого широкого профиля. Международного. Я специалист по человеку.
– Ясно, – кивнула девушка и в первый раз улыбнулась – широко и открыто, показав прекрасные белые зубы. – Вы, на самом деле – гроза хирургов. Я, кстати, тоже имею отношение к медицине. Терапевтическая стоматология.
Он снова потрогал повязку.
– Как вы меня, однако, ловко ощупали. Теперь моя очередь! Как врач и гроза хирургов, я должен убедиться…
– Нет необходимости, – мягко возразила девушка. – Со мной все хорошо. Но вот до больницы еще надо добираться. Обработать рану, взять на скрепки…
– Я же вам сказал: мне срочно нужно в город. Я очень спешу.
Она задумалась.
– Вот что: мы наймем машину и поедем ко мне. Я живу в Новой Деревне. Как раз с этой стороны города. Обработаю вас, а потом отпущу.
– Куда?
– Куда пожелаете. На все четыре стороны.
– Не согласен.
– На обработку?
– На все четыре стороны не согласен! Я потерпевший и пострадавший и потому требую к себе особого внимания.
– Ах, вот как! – вздохнула девушка. – Да, разумеется… Хорошо. Тогда отвезу вас потом в больницу. В вашу, к вам на работу.
– Я до сих пор не осознал, что произошло. И кто вы.
Девушка покачала головой, потом слегка коснулась кончиками пальцев его щеки. Он ощутил запах дорогих французских духов.
– Пожалуйста, потом все, – попросила она. – Сейчас я тоже не все понимаю… Еще надо прийти в себя.
Он посмотрел в ее глаза, темно-синие, с сиреневыми крапинками по краям радужки, и кивнул.
– Обоим надо.
Они быстро наняли машину и через час были в Новой Деревне.
2. Квартира профессора Шатрова
– Так в какой же вы больнице работаете? – спросила она, когда они вышли на неожиданно прохладном, сплошь затененном, словно бульвар, проспекте Шверника. – И как вас зовут, наконец?
Он изящно поклонился, прижав руку к сердцу.
– Мышкин Дмитрий…
Девушка вдруг рассмеялась.
– Евграфович?
– Совершенно верно, – удивился Мышкин.
– И работаете в Успенской онкологической.
– И это справедливо. Вы меня знаете?
– Кто же вас не знает! А я-то мучаюсь, никак не вспомнить, где вас видела.
– Я всегда был уверен, что слух обо мне пойдет по всей Руси великой… – с достоинством заметил Мышкин. – А я вас знаю?
– Скорее, нет, раз и вы не помните, что мы с вами когда-то виделись. Давно-давно. Сто лет назад.
– Интригуете. Есть шанс восстановить память?
– Все может быть. Но мне кажется, уже сейчас вы меня знаете больше, чем некоторые близкие.
Открывая дверь парадной, она сказала:
– Определенно, вас Бог любит.
Мышкин широко улыбнулся и сверкнул единственным стеклом.
– Конечно! Как всех гениев и идиотов.
– Вы себя к какой категории относите? – вежливо поинтересовалась девушка.
– А вы меня к кому отнесли бы? – отпарировал он.
– Не знаю. Для меня слишком неясна разница между теми и другими.
– Замечательный ответ! – оценил Мышкин. – Но как вас все-таки зовут?
– Сейчас… – они вошли в лифт. – Я живу в шестом этаже.
– Как? – удивился Мышкин. – Как вы сказали? Где живете?
– Шестой этаж.
– Неправда! Вы сказали: «В шестом этаже».
– Это так опасно? Поэтому вы разволновались?
– Потому разволновался, – заявил Мышкин, – что уже по незаметному предлогу «в» я, действительно, узнал о вас сейчас так много, чего наверняка не знают и близкие вам люди.
– О! Право, теперь вы меня интригуете. Я тоже хочу знать о себе много.
– Вот-вот! – закричал он. – Еще и это «право»!
Она усмехнулась, но ничего не сказала.
– Понимаете ли, – заговорил Мышкин, когда лифт, кряхтя, пополз вверх. – Так уже никто не говорит – «в этаже», «право», «определенно»… Так говорили только в Петербурге… в том Петербурге, – уточнил он, – и в послевоенном Ленинграде. Из этого вывод: вы петербурженка в третьем поколении или, как минимум, ленинградка. Кроме того, кто-то из ваших родителей или оба имеют отношение к литературе или истории.
– Это имеет большое значение?
– Для меня – да.
– Отчего же?
– Вы, конечно, поймете меня! – с жаром сказал Мышкин. – Ленинградцы были совершенно особым народом среди народов СССР… Совершенно особым субэтносом.
– Я вас не совсем понимаю.
– Вы знаете, что такое коринфская бронза?
– В первый раз слышу.
Она снова улыбнулась – так, что он пошатнулся. «Боже! – закричал Мышкин безмолвно. – Ну, почему я не встретил тебя десять лет назад!»
– Минутку, – попросила девушка, отпирая дверь квартиры. – Прошу в дом. Зовут меня Марина. Шатрова Марина Михайловна.