Год Дракона
Шрифт:
– Тебя увидеть хотела, – ответила она так же тихо и опустила глаза.
– Так что же тогда не смотришь на меня? Смотри.
Она нерешительно взглянула на него и тут же снова отвела глаза: отчего-то щеки ее тотчас запылали, а сердце забилось быстро-быстро, и стало трудно дышать.
– Увидела? – снисходительно поинтересовался он.
– Увидела, – едва слышно отозвалась Оюна.
Он усмехнулся.
– Что ты принесла мне?
– Ничего, – растерянно прошептала девочка, понимая, что поступила опрометчиво, придя к божеству без даров.
– Ничего? Тогда отдай мне то, что у тебя есть при себе.
Оюна растерянно пошарила по карманам, нашла две монеты и стеклянный шарик и положила перед ним на стол.
Он в недоумении посмотрел на сей скромный дар, затем на нее и снова усмехнулся.
– Что это? Мне это не нужно.
Девочка поспешно собрала со стола монетки и игрушку и спрятала в карман.
– Но у меня больше нет ничего, – тихо проговорила она в ответ и вдруг осознала, невольно взглянув на заледеневшего человека рядом с ней, что любопытство ее было глупостью, а смелость – бравадой, и надо было слушать бабушку Лхаму и сидеть дома, не высовываясь, пока не уйдет Дракон.
– Ты приходишь ко мне без даров, без почтения? – спросил он.
– Что я могу принести тебе в дар? В моей юрте лишь тепло от очага.
– Хм. – Он словно раздумывал над чем-то, с интересом рассматривая девочку. – У тебя есть то, что я приму от тебя в дар. – Он выдержал паузу, возможно, ожидая от нее вопрос, которого не последовало, и затем продолжил: – Твое имя.
– Имя? – повторила за ним эхом Оюна.
Она сильно испугалась, вдруг вспомнив наказ бабки, но упрямство и любопытство не давали ей отказаться от навязчивого желания увидеть дракона во всем его великолепии, и она намеревалась просить его об этом. А значит, не могла отказать ему теперь. Да и что дурного в том, если она назовет ему свое имя? Ведь она знакомится с людьми и называет им свое имя, не опасаясь, что у этих людей могут быть дурные намерения.
Он прервал ее размышления.
– Боишься назвать свое имя? – Он поднялся и, обойдя стол, подошел к ней совсем близко. Он был очень высок, и она невольно подняла голову, чтобы видеть его лицо. – Скажи мне твое имя, и я предстану перед тобой в своем истинном обличии. Ведь ты пришла, чтобы увидеть Великого Дракона, а не Дух Дракона, скованный человеческим телом, тем, что ты видишь теперь перед собой. – Она кивнула. – Вот и хорошо. – Так какое имя дали тебе при рождении?
Она немного помедлила, а затем произнесла едва слышно:
– Оюна.
– Оюна… – повторил он и провел пальцами по ее волосам, и ее волосы побелели вслед за движением его руки, словно насквозь пропитались инеем. – Хочешь увидеть мое истинное обличие – иди за мной.
И она пошла, сама не понимая, что заставляет ее идти вслед за незнакомцем. Любопытство? Некая власть, данная ему над людьми? Или же что-то иное?
Не проронив ни слова, они дошли до озера, до небольшой бухточки, где все теперь было покрыто льдом и занесено снегом.
– Иди за мной, – сказал он, и она послушно пошла дальше вслед за ним.
Они шли по льду Байкала, все удаляясь от берега, пока не достигли того места, где лед был сломан и поднимался из воды огромными неровными глыбами, а между ними блестела черная ледяная вода.
Не говоря больше ни слова и больше ни разу не взглянув на девочку, он, не останавливаясь, подошел к самой кромке воды и бросился в темную водяную бездну.
Оюна подбежала к самому краю разлома и осторожно заглянула в черную, подернутую льдом поверхность озера. Он больше не появился, но ей показалось, что там, в глубине, она увидела нечто огромное и живое, светящейся лентой проскользнувшее под лед, на котором она стояла. Оюна опустилась на колени и заглянула в темную воду озера.
– Ты вернешься? – едва слышно прошептала она. – Я буду ждать тебя.
И Дракон услышал ее голос.
***
В юрте было тепло, в очаге весело потрескивал огонь. Оюна отворила дверь и, войдя, тихо притворила ее за собой. Молча сняла теплую одежду, села у огня. Гришка уже давно спал, свернувшись калачиком на огромном сундуке. Бабка Лхама сидела у огня и, казалось, не замечала вошедшую Оюну.
– Где была? – наконец хрипло проговорила шаманка, не глядя на внучку.
– К озеру ходила.
– Говорила тебе носа на улицу не казать?
– Говорила…
– Вижу коснулся тебя Дракон. – Шаманка пристально посмотрела на белоснежную прядь волос, которую Оюна убрала за ухо, пытаясь спрятать под темными волосами.
– Коснулся, – вздохнула девочка.
Шаманка сокрушенно покачала головой.
– Коли в лед не превратил и с собой не забрал, вернется еще за тобой. Ой, вернется…
– Зачем я ему?
– А кто может мысли его узнать? Коли оставил на тебе метку, как пить дать вернется.
– И когда же ждать его теперь?
– Ждать? Ждать не смей! Думать о нем не смей! Как не было ничего. А прядь эту срежь да на костре сожги. Авось путь к тебе потеряет. – Она внимательно посмотрела внучке в глаза. – Имя-то, имя ему свое не сказала?
– Н-нет, – неуверенно ответила Оюна.
– Ох и дурная ты, Оюна, ох и глупая. Слушала бы, что говорят тебе, да ты ж умнее остальных себя мнишь, тебе ж самой виднее, как поступать. Погубила ты себя, ой, погубила. Вернется отец твой, на материк с ним езжай, а там в Иркутск, а там – чем дальше, тем и лучше. Чтоб не нашел тебя, окаянный. А если и почует, так чтобы не успел до тебя добраться. Недолго ему позволено по суше ходить. Поэтому далеко от озера не отходит.
– А как же долго он по суше ходить может?
– Так сто дней. Раз в двенадцать лет на сто дней только и может выйти. По земле как человек ходит, а под водою в своем истинном облике обитает. И лишь раз в двенадцать лет на сушу выходит, коли пожелает. Живет тысячи лет и не старится, не умирает. Так что, коли в воду теперь вошел, так ему еще двенадцать лет на суше не показываться. А в озере так и будет обитать. А тебе вот теперь бежать от Байкала надо. Кто знает, зачем он метку свою на тебе оставил…