Год дурака
Шрифт:
От того, что она говорила, мне хотелось плакать. Диана всегда была для меня апологетом здравого смысла. Человек, который не ошибается. Человек, который выходит с поднятой головой из самых сомнительных ситуаций. Человек, с которым не случаются курьезы. А сейчас я поняла, что она так же уязвима, как все мы.
— Я бросила его. Потом вернулась. Потом снова ушла. Я встречалась с другими мужчинами и чувствовала такую пустоту, как будто потеряла любовь всей моей жизни. Конечно, ни о каких сексуальных отношениях с Олегом-Ольгой и речи не шло. Но дружба, привязанность оставались, каким-то чудом выжив во всем этом кошмаре, и каждый раз
— А что с дочерью?
— К счастью или к несчастью, она не помнит его… прежним. Однажды мне придется ей сказать. Но не прямо сейчас, пусть подрастет. Мне еще предстоит придумать, как это сделать.
Я кивнула, хотя в темноте Диана разве что могла разглядеть, как качнулся огонек сигареты.
— Наверное, я должна была отказаться от него и начать новую жизнь. Как бы было легко поступать правильно, будь мы просто призрачным воплощением чистого разума. Но у нас есть тело, желания, эмоции, и потому наша логика всегда нарушается помехами чувств. Видишь, — Диана чиркнула зажигалкой, и на секунду я увидела во вспышке света ее азиатское лицо — ироничное, с кривоватой ухмылкой, — мы все дураки.
Я крепко обняла ее. Вечером, даже уже ночью, Ольга отвезла меня до дома бабы Фени. В дороге мы не разговаривали.
На следующий день я купила бритву и привела ноги в порядок.
И однажды, когда я вышла на дорогу, как обычно собираясь в Мирный, я поняла, что пора. Я вернулась в дом, чтобы собрать свои вещи и попрощаться с бабой Феней.
— Иди с богом, — сказала она. — Я тебе клетку дам, удобную. Только укутай ее хорошенько и грелку внутрь положи, а то как бы не замерз кроль по дороге.
— Так вам известно, что он в моей комнате живет?
— Да мне известно даже когда мой козел бзднет.
Я рассмеялась, уже привычная к ее грубостям, и расцеловала бабу Феню в обе щеки.
— Выразить не могу, как я вам благодарна.
— Еще бы — вы же глупые все, только за компьютером сидеть и умеете. Настоящей жизни вас учить нужно.
И мне, как человеку, который слишком долго просидел за компьютером, страдая ерундой, даже возразить было нечего.
Я дошла до Мирного пешком, расстегнув шубу, которая была уже откровенно не по сезону, и встала на остановку, ожидая автобуса. Через пятнадцать минут подъехал автобус, раскрыл двери, выпуская пассажиров, чтобы потом развернуться и отправиться по маршруту обратным путем, и я увидела… Эрика! От радости мы завизжали на весь Мирный!
— А я ехала к тебе!
— А я тебя опередил!
— У кого там мысли сходятся?
— У очень умных людей. Например, у Бойля и Мариотта[2]. У Джоуля и Ленца[3].
— Вот бы было нелепо, если бы мы разминулись… ты бы оказался здесь, я там…
— Нам повезло, что мы встретились.
— Да, нам повезло, — подтвердила я, улыбаясь.
Я смотрела на него, и у меня было такое ощущение, что я знаю его всю жизнь. Что мы росли вместе, играя в одном дворе. Как что-то когда-то могло не устраивать меня в нем, в его прекрасных синих, как летнее море, глазах, в его чудесных золотистых
— Ты стала такой красивой.
— Потому что я похудела?
— Нет, потому что выглядишь уверенной в себе.
— У меня лицо обветрилось.
— Это тебя не портит. Послушай, я сразу хотел объясниться насчет Жанны… Когда ты пропала, я начал что-то подозревать, но она отмалчивалась, как нацистская шпионка… пока не поняла, что ей ничего не светит, после чего все о тебе высказала, что спрашивал и не спрашивал. В тот день, когда ты заходила, меня даже дома не было. У Игоря разболелся зуб и мы поехали к врачу.
— А почему она была голая?
— Потому что она чертова нудистка, которая оголяется при первом удобном случае! Вот так у нас сын и появился… незапланированно. Но в этот раз она меня совсем не прельщала, уж будь уверена, — быстро добавил Эрик.
— Я уверена. Какая-то заурядная модель мирового уровня не сравнится со мной. У меня бездна щенячьего обаяния.
Эрик рассмеялся, но его глаза смотрели серьезно.
— Эй, погоди-ка, ты так и не ответил на то мое SMS! Которое я отправила в ночь побега.
— Какое SMS?
— Ты не получал? Можно было догадаться. Наверняка, пошерстила в твоем телефоне. Вот же мерзавка…
— Она уехала, а если вернется, я ее даже на порог не пущу. С сыном она общаться не намерена, что она мне прямо высказала, поэтому забудем о ней. Надеюсь, ты достаточно подумала. Потому что последние полтора месяца были самими тягостными в моей жизни. Не считая того ада, который ты мне устроила до этого.
— Более чем.
— Соня… я уезжаю. В Санкт-Петербург. Отличная команда собралась делать отличную игру, и я с ними. Это будет успешный проект, мы прогремим, я уверен. Но…
Я выжидающе смотрела на него.
— Но я не Роланд. Я работаю в нестабильной сфере, и Питер будет не первым и не последним городом, куда нам придется переехать. Мы будем жить на съемных квартирах, и отнюдь не в шести комнатах. Стабильность и роскошь явно не то, что я смогу тебе обеспечить. Во всяком случае, в ближайшие годы. Но я всегда буду заботиться о тебе, и со мной будет весело. Так ты согласна отправиться в Питер вместе?
Прежняя Соня никогда бы не согласилась на такую авантюру. Она бы подумала, что если ее бросят в далеком Питере, это будет куда хуже, чем быть брошенной в родном городе. Или что мама никогда не даст согласия на этот союз. Или что на новом месте она не сможет найти приличную работу. Или как она будет выглядеть в сорок, когда Эрику будет тридцать два.
Новая Соня повисла у Эрика на шее и заорала:
— Да!
Эрик рассмеялся, зарываясь носом в мои волосы.
— Только нам придется взять с собой Сократа. Вот он, в клетке. И еще некоторые мои вещи. И… — я вспомнила о книгах и погрустнела. — Мама вряд ли согласится приютить груду моих любовных романов у себя. Что ж, я в любом случае должна с ними расстаться.
— Почему?
Я поковыряла носком сапога рыхлый тающий снег.
— Может быть, эта литература вредна? Тебе не кажется, что подобные истории насаждают читательницам разрушительные стереотипы? Героиня безумно красива. Герой совершенно неотразим. Реальным людям с ними не сравниться. К тому же героиня вечно страдает, до тех пор, пока какой-нибудь герцог ее не осчастливит, и это все наводит на мысль, что женщина без мужчины только на то и способна, что плакать да хныкать.