Год, когда я стала Изабеллой Андерс

Переводчик: Юлия Корнилова

Редактор: Анастасия Роскостова

Вычитка и оформление: Юлия Цветкова

Обложка: Анастасия

Я довольно преуспела в том, чтобы все считали, будто я не от мира сего, и в основном меня это устраивало. Но жизнь была бы чуточку легче, если бы мои родители и сестра тоже следовали моим принципам. К сожалению, их стиль больше напоминает шоу «Оставьте это Биверу [1]». Моя мама — воплощение Стэнфордской домохозяйки [2] на допинге. Она может испечь торт, прибраться в доме, организовать сбор средств для нашей школы и убедиться, что мы с сестрой делаем домашнее задание, при этом выглядя идеально.

Для большинства людей мой папа — идеальный муж и отец. Он работает в городе и занимает должность вице-президента в одной компании. Он получает приличную зарплату и, как и большинство людей, работающих в городе, имеет высокий статус в обществе и дает моей матери все, что она пожелает.

Еще у меня есть старшая сестра Ханна. Подрастая, Ханна была звездным вундеркиндом. С дошкольного возраста и до первого класса она участвовала в конкурсах красоты и выиграла так много корон и трофеев, что родители выделили для них специальную комнату, и это значит, что у нее две спальни. Став старше, она занялась модельным бизнесом и даже снялась в рекламе какого-то роботизированного устройства, которое должно было сделать волосы «послушными и шелковистыми». Мои родители всегда хвастались ею на рабочих мероприятиях и общественных сборищах.

Старшая школа — это то место, где Ханна, по мнению многих, действительно расцвела. Она увлеклась макияжем и модой, а уверенность в себе и красота помогли ей подняться на высшую ступень социального статуса. Она стала президентом студенческого совета, главной чирлидершей и королевой Саннивейла: титул вручался одному счастливчику-старшекласснику, который получал роскошную корону, бесплатный ужин в клубе в течение года, привилегию прокатиться на лодке во время парада «Солнечных дней Саннивейла» и стипендию.

А теперь обо мне: мешковатая одежда, любительница манги, начинающий художник комиксов и, в дополнение к нашей семье, зомби-энтузиаст. Быть другой было бы прекрасно — в каждой семье должен быть чудак — но моя не очень-то принимает тех, кого они не могут понять, включая их собственную дочь. Когда я училась в средней школе, моим самым большим достижением стал свой собственный блог, для меня это был способ выбросить из головы все, что в ней не укладывалось.

Однажды я обыграла всю округу, включая ребят из школы, в соревновании по свободному броску мяча в баскетбольное кольцо. Но когда происходило подобное дерьмо, это всегда вызывало одну и ту же реакцию у моей матери:

— Ты такая оторва. Когда ты будешь вести себя как девочка?

Много времени у меня уходит на чтение, еще я крашу волосы в разные цвета (сегодня у меня зеленые пряди!) и рисую комиксы с участием крутых женских персонажей, которые не боятся быть самими собой, именно так я и стараюсь жить. Однако трудно найти людей, которые могут понять истинную меня. Я живу в своей маленькой скорлупе, как изгой. Иногда мне кажется, что я едва могу дышать, как будто стены давят на меня. Больше всего я боюсь, что умру в этой проклятой скорлупе, причём, вполне возможно, от удушья.

— Почему ты не дышишь? — спрашивает меня мама через длинный обеденный стол.

Я задерживаю дыхание еще на несколько секунд, прежде чем сделать оглушительный выдох.

— Мне просто интересно, сколько времени потребуется, чтобы умереть от недостатка воздуха. — И заметит ли кто-нибудь, если я упаду замертво за кухонным столом.

Она смотрит на меня равнодушно, потом качает головой и переводит взгляд на моего отца.

— Иногда я действительно не понимаю ее. — Она разрезает курицу, впиваясь в мясо с такой силой, что нож царапает тарелку. — Нет, беру свои слова обратно. Я ее совсем не понимаю.

Ханна фыркает от смеха, когда ее наманикюренные ногти нажимают кнопки на телефоне.

— Никто не понимает. Спроси любого в школе.

— Эй, некоторые люди меня понимают, — возражаю я, вонзая вилку в салат. — Клянусь, это правда.

Она смотрит на меня, приподняв брови.

— Назови хоть одного человека. Уборщица не в счет.

— Я и не считала уборщицу, — говорю я, жуя салат. Никогда не понимала, почему моя сестра так ненавидит меня, но с тех пор, как мы начали учиться в начальной школе, она взяла на себя миссию мучить меня так сильно, как только сможет. — Хотя Дел довольно крутая.

— О Боже, ты ненормальная, — усмехается она. — И я знаю, что у тебя нет друзей, так что не притворяйся, будто они существуют.

— То, что люди, с которыми я общаюсь, недостаточно круты для тебя, не значит, что их не существует. — Я спокойна. Совершенно умиротворена. Ленивая река в жаркий летний день. Потому что если я не буду таковой — если потеряю контроль с Ханной — мою задницу отправят в комнату без десерта. А десерт я люблю почти так же сильно, как и мангу.

Ханна театрально закатывает глаза.

— Ты такая жалкая. По крайней мере, признайся, что ты одиночка, и избавь себя от неловкости притворяться, что ты не неудачница.

Я прикусываю язык, чтобы не сболтнуть что-нибудь, что может навлечь на меня неприятности, и напеваю в голове прекрасную песню про сладкие угощения.

Торт «Орео». Мороженое с печеньем. Клубничный чизкейк.

— А знаешь что? — Ханна кладет телефон на стол, и, когда она злорадно улыбается мне, я понимаю, что она собирается сказать что-то, что приведет к неприятностям, от которых меня не спасет даже моя сладкая песенка. — Беру свои слова обратно. Может быть, уборщицу можно и посчитать. Ты же ешь все свои обеды в кладовке уборщицы, верно?