Год лемминга
Шрифт:
О чем это я? Опять о Витальке.
Нет, о грибах.
Повезло в одном: клиническая картина заболевания на первых стадиях напоминала эпидемический менингит, а в таких случаях Служба реагирует почти рефлекторно. В те безумные недели мой гнусный «демоний» донимал меня почти беспрерывно и особенно жестоко. Болела бы лучше пятка, в самом деле, а не голова! Я и думать не мог – просто тыкал пальцем наугад, и, если попадал, боль в затылке на время успокаивалась. Во всяком случае, контактный путь распространения инфекции мы перекрыли. Гузя, тянущего на себе всю проблему, я заездил – тот ходил синий, как сатанинский гриб на срезе, и спать забыл. Менингококк не обнаруживался, хоть волком вой. К тому времени, когда в крови инфицированных
– Ага. Есть какие-нибудь проблемы на мою голову?
– Все под контролем, Михаил Николаевич.
– Да?
Я начинаю крутить носом, а Гузь торопится провести меня мимо туалета. Из-за запертой двери слышно водопадное шкворчание струй, низвергающихся из-под потолка на кафель, и гм… запашок.
– Сапожник, когда сапоги себе пошьешь? – вопрошаю Гузя.
Вопрос риторический, и, если Гузь просто пожмет плечами, вместо того чтобы засуетиться, значит, я в нем не ошибся.
Он так и делает.
Я затыкаю нос и несу в себе свой воздух, как снаряженный батискаф. Развиваю узлы. Черт знает что, но так устроен мир. Скорее автомобили перестанут сталкиваться, самолеты падать, а люди пороть глупости, чем в обозримой Вселенной появится хоть один действительно работоспособный сортир, не перескакивающий по собственному почину в режим реверса.
– Это тоже у вас под контролем, Виктор Антонович?
Гузь тушуется.
– Вчера трубу прорвало, Михаил Николаевич, – говорит он с таким видом, будто сам же трубу и проковырял, а теперь стесняется. – Бригаду ждем с минуты на минуту.
– А вы знаете, с чего начинается любое порядочное учреждение? – учу я. – Не с вешалки, это вас ввели в заблуждение. С сортиров! Каковы сортиры, таковы и люди, можете мне поверить. – Я морщу лоб, пытаясь сказать о сортирах еще что-нибудь умное, но тут грохот обрушившегося колена гнилой трубы выводит меня из затруднения. Шум за дверью становится громче.
– Вчера были сантехники, Михаил Николаевич, – оправдывается Гузь. – Не приглянулись они мне что-то, особенно один, ну я их и отослал. И в отдел безопасности команду спустил на всякий случай.
Ага. Как что, так в отдел безопасности. Бдительность у нас на высоте. А то как бы сантехник не поставил «жучка» в туалетный бачок…
На самом деле Гузь не так уж не прав: взаимный шпионаж между Конторами имеет долгую и славную историю. Дело святое. Что-то, конечно, утекает на сторону, без этого не обойтись, но не думаю, чтобы очень много. Контора Конторе глаз не выклюет, как бы ни пыталась. А что до источников информации Кардинала, то отследить их нашими доморощенными методами, насколько мне известно, еще никому не удавалось.
– Спасибо, Виктор Антонович, идите. Я у себя.
Обхода сегодня не будет, но все же выбираю кружной путь. Концентрация мозгов на этом этаже поражает воображение. Еще бы отдел безопасности сюда перетащить – но нет места и незачем портить людям настроение.
Управленцы. Иду дальше. Аналитический отдел. Надо заглянуть к Лебедянскому, но потом. Дальше. Группа перспективных исследований, специально выделенная для зубастого молодняка, – все на местах и рвутся в бой. Свора трудоголиков. Один бедолага спит на диване, видно, работал ночью, а они на него навалили каких-то папок… К двери приколоты две бумажки с дежурными афоризмами. На той из них, что висит повыше, криво оторванной от рулона, начертано: «Воистину Аллах знает, а вы не знаете! Коран»; вторая же – явно чья-то посторонняя инсинуация – сообщает: «Оборванные, голодные, греются на солнышке, микробов ловят. Артем Веселый».
Это верно, это про них.
Буква «х» в слове «Аллах» не удалась и похожа на дефектную хромосому…
Дальше!
– Ой, здравствуйте, Михал Николаевич!
– Здравствуйте, Фаечка. – Мастерю на лице улыбку. – Все хорошеете, вижу. Ну что у нас нового на «Урании»?
Фаечка слегка краснеет – она вовсе не смущена, но ей хочется сделать мне приятное. На компьютере – стандартная фальшкартинка для шефа. Меня не проведешь.
«Урания» – это не та космическая станция на орбите Луны, которую монтируют вот уже пятый год, а игра типа «Сделай сам», забава для молодых сотрудников, и теперь мне уже не дознаться, кто ее выдумал. Вообще-то лучшего средства для отвода пара в свисток трудно придумать. Кажется, их «Урания» названа не в честь известной музы, а в честь Урана, вокруг которого якобы обращается, и рассчитана тысяч на двадцать человек. Каждый играющий вносит в сценарий свою лепту, и иногда получается довольно забавная пародия на Контору. Меня, как я понимаю, они вывели в образе сурового завхоза, и не далее как позавчера я совместно с уборщицей героически отразил попытку проникновения на станцию инопланетной шпионско-диверсионной группы – «и пошли они, шваброй гонимы…». Бывало и похуже.
– Так что новенького, Фаечка?
– Скучно, – жалуется она. – В кают-компании объявлен конкурс анекдотов про камергеров Дурново и Хреново. Пока ничего интересного. Самодеятельная цирковая труппа показывает икарийские игры в туфлях на шпильках. Кто-то сливает топливо, а может, оно само испаряется. Криминальная хроника: два случая нанесения телесных повреждений, одно изнасилование, драка с побитием стекол в офисе Третьего помощника, один случай сексуального преследования… В общем, скука смертная.
– Да уж. А преследование – кого кем? Мужчины женщиной, надеюсь?
– Педераста ребенком…
Ой.
– Звонили от Президента, – сообщает Фаечка.
Так. Шутки в сторону.
– От какого президента? – пробую уточнить я.
– От Президента Конфедерации. – Фаечка слегка обижается: мол, со всякими другими президентами мы и разговаривать не станем. – Опять дело о таможне. Я записала, вот.
Читаю. Так и есть: таможня не дает добро (правильно делает!), и тяжба набирает градус. Три недели назад наша инспекция тормознула в Чопе пару рефрижераторных составов с биологическим материалом – сомнительным сырьем для чего-то типа искусственных овощей. Они, то есть составы, и посейчас там стоят – и мы не пропускаем, и словаки, разобравшись, стоят насмерть, как спартанцы у Фермопил, и назад через свою территорию – ни-ни. Как всегда, мы кому-то не нравимся, и нас пытаются образумить: мол, без этой мороженой цитоплазмы завод встанет, и люди жить перестанут и в осадок выпадут, коли останутся без удобных в упаковке кубических помидоров, каковые, если послушать, они предпочитают всяким там круглым, с куста. Биологическая опасность горлопанов не волнует, хотя сами они этих помидоров жрать небось не станут, а напомнить им про губчатую энцефалопатию – тут же заноют: «Так это ж когда было…» В последнее время в ход идет все более тяжелая артиллерия: сегодня президент, завтра, наверно, Кардинал. А послезавтра кто? Лично господь с молнией в карающей деснице на замахе?
Комкаю листок в шарик, чтобы лучше летел, и со злостью мечу в корзину. Попал.
Фаечка – вся внимание.
– Почему слово «президент» писано с заглавной буквы? – спрашиваю я пока спокойно, но внутренне клокоча. – Что это вам – имя? Прозвище? Топоним? А слово «бог» вы тоже с заглавной буквы пишете, Фаечка?
Моя секретарша пожимает плечиками, потупя разрисованные глазки. Вряд ли подобные материи входят в круг ее интересов, зато она точно знает, что сейчас я начну отводить душу.