Год лошади
Шрифт:
... Главного инженера проекта - жизнерадостного и удачливого француза Мориса Жакоба - нашли утром следующего дня склонившимся над своим рабочим столом в кабинете. Воротничок его безупречной рубашки был залит... ах, если бы томатным соком! Посредине полированной столешницы из драгоценного черного дуба белел сиротливый листок бумаги, на котором прыгали крупные неровных буквы: "боже мой... боже мой... боже мой..." И больше ничего. И было не совсем понятно, что хотел сказать Главный в своей предсмертной записке. Неужели - он вспомнил создателя всего сущего?! Просил ли он отпущения грехов? Брал ли он на себя невыносимую ответственность в гибели... в исчезновении почти шести тысяч душ?! Или - просто пытался осмыслить случившееся, но
Главный инженер был отличным работником, а настоящий профессионал не нуждается - во всяком случае, при жизни - в божественном одобрении. "Боже мой...
– словно бы шептали его посиневшие губы.
– Боже мой, боже мой!" Пистолет из правой руки Главного инженера после точного выстрела в висок упал на ковер. Небольшая, изящная, совершенно не зловещая вещица, похожая на взрослую игрушечную зажигалку...
Боже мой... боже мой... К кому же с последней мольбой обращался ни в чем не виновный представитель человечества?!
– Меня не посадят в тюрьму за это... за опоздание?!
– чуть не плача, истерично верещал начальник Европейской станции в расшитом галунами мундире и с трясущимся желеобразным животом. Казалось, именно этот его живот совершенно отдельно от хозяина и трясся от страха...
– Зачем?!
– почти равнодушно отмахнулся от него один из членов комиссии. И добавил словно бы про себя:?
– Может быть, там... в другом измерении... поезд пришел как раз по расписанию?!
ЗЕРКАЛО
Так покорно другим подставляют себя зеркала.
Вадим Шефнер
Зеркало - в принципе кусок обыкновенного стекла, вставленного в овальную раму - висело на белой кафельной стене в ванной комнате небольшой современной квартиры. У квартиры и у Зеркала был один и тот же Хозяин.
Каждое утро невыспавшийся человек с припухлыми веками, зевая и потягиваясь, склонялся к Зеркалу, равнодушно и без особенного удовольствия разглядывая в нем свое нездоровое лицо, отечные мешочки под глазами, склеротические жилки на щеках, легкое покраснение носа, - многое говорило Зеркалу и о плохой работе почек, и о привычке кое-что выпивать сверх нормы, и... Да мало ли что еще видело Зеркало, кусок стекла, вставленного в овальную раму, которая держалась на крепком витом шнуре зеленого цвета! И это стекло, которое Хозяин привычно считал обычным куском стекла, привычно и послушно отражало его лицо, одутловатые щеки и прыщик над губой, созревший за ночь, который он тут же принимался выдавливать.
Потом Хозяин брился, долго водя электробритвой по своему хмурому лицу, словно бы разглаживая наметившиеся морщины, чистил зубы, морщась, часто и обильно сплевывая в раковину, неохотно, как в детстве, умывался. На душ по утрам у него обычно не хватало времени. Когда в прихожей хлопала входная дверь и слышался щелчок замка, - Зеркало на целый день оставалось совершенно одиноким и предавалось размышлениям. Впрочем, эта философская самодеятельность свойственна многим одиноким натурам. Кстати, вот вечный вопрос, на который до сих пор не дано внятного ответа: имеет ли собственный характер то, что только честно и добросовестно отражает?! Планеты, как известно, не светят своим собственным светом, а всего-навсего отражают в пространство заимствованный солнечный свет, но ведь именно на них-то и зарождается Жизнь!
Иногда в ванную комнатку торопливо заскакивали странные существа, похожие и непохожие на Хозяина: у них были, как правило, более длинные волосы, они не брились, но зато пудрились перед Зеркалом, фукая на него со своих ваток и покрывая безупречно чистую плоскость стекла мельчайшей пылью, а потом - красили губы в яркие цвета, чего никогда не делал сам Хозяин. Бывало, что они принимали душ, развешивая на веревочке свои разноцветные шмуточки и бебехи. Впрочем, потом, по утрам, их лица в результате выглядели ничуть не лучше хозяйского... Случалось, что одно и то же лицо начинало отражаться в Зеркале и вечером, и утром в течение некоторого
– думало про себя Зеркало, когда оставалось одно.
– не могу понять, ни чему они радуются, ни чему огорчаются, ведь я же абсолютно искажаю их внешний облик: левая рука во мне, в Зеркале, становится правой, а правая рука - левой; шрам над левой бровью переезжает на правую бровь, а часы с левой руки исправно перескакивают на правую, продолжая, впрочем, все так же отсчитывать время... Неужели они, эти существа, не замечают принципиальных процессов?! Это ведь жизнь наоборот, шиворот-навыворот! А ведь если изменяется их внешний вид, наверняка что-то меняется и у них внутри? Не может же это происходить безнаказанно?!" Зеркало постепенно накапливало опыт человеческих отражений... Однажды, - казалось бы, ни с того, ни с сего - Хозяин вечером схватил резную овальную раму дрожащими отчего-то руками, приблизил Зеркало к своему лицу почти вплотную, несколько мгновений пытался сфокусировать взгляд, потом - показал своему отражению противный, мокрый и синий, язык - и изо всех сил плюнул в своего двойника!
Зеркало тоже получило ошеломительный удар, - разумеется, не столько физический, ибо плевком нельзя разбить крепкое стекло, сколько моральный... И довольно долго неопрятная засохшая слюна обезображивала чистую поверхность, пока Зеркало незаметно не внушило Хозяину мысль о необходимости протереть его, для каковой цели он и использовал только что привезенное из прачечной мягкое полотенце. И Зеркало снова стало незамутненным...
"Ну, а если подойти к вопросу всерьез, - то почему это я, с философской точки зрения, должно непременно отражать - ?напряженно размышляло Зеркало.
– Разве у меня нет свободы воли? И разве есть такой высший нравственный закон, чтобы бездумно и бесконечно отражать все, ничего не оставляя внутри себя?
Не впитывать, не задерживать, не накоплять, не обобщать, наконец?! Знания, впечатления, события? Почему у меня не может быть своей собственной Памяти? И что же тогда такое - мера разумного эгоизма? Собственное "я"?
Вы говорите - законы Физики? Но неужели физические законы выше нравственных?! Я еще понимаю - отражать солнечный луч, радовать неразумных детишек солнечными зайчиками, ведь по сути солнечный луч пуст и не несет никакой информации! Так, мелочевка, какие-то там фотоны... Подумаешь!
Но почему я так же равнодушно должно отражать человеческую радость? Одиночество? Гримасы боли или злобы? Отражать, не преобразовывая? Разве это - задача благородного Зеркала, представителя мира искусства?!
Ах, вы не согласны, что я принадлежу к миру искусств? Только к цеху ремесленников? Так сказать - артель по изготовлению зеркал и витражей... Не хамите! Вы просто-напросто ничего не понимаете. У вас душа серая и голая, как мышиный хвост, ненароком высунувшийся из норки. Да вы только посмотрите на мою резную ореховую раму! Это - как для иного человека образование! Тоже - рама, хоть иногда и непонятно, вокруг чего... А ведь у меня есть внутри светоотражающий слой, дорогая амальгама, натура тонкая...
И потом - ха-ха-ха! Эти, как вы говорите, - физические законы! Да смешно сказать: "угол падения равен углу отражения..."
Падение - это чисто человеческое свойство! Вот, я слышало по вашему говорящему ящику в той, предзеркальной жизни: падшая женщина, падший ангел, падение нравов, падение правительств... Это что - законы физики?! Как прикажете такое отражать?! А вот Зеркала не бывают падшими! Конечно, случается, что и они срываются... не в смысле жизненных искушений, конечно. Но выскакивает из стены гвоздь или ломается крюк... Не об этом ли печально говорят люди: судьба, разбитая вдребезги? Но разве сломанный крюк - это судьба?! Да не хочу я отражать ничьи падения! Само я вишу надежно... разве что размочалится и перетрется мой шнур...