Год мертвой змеи
Шрифт:
Правофланговый остановился и поднял сжатый кулак на уровень головы. За считанные мгновения сигнал пробежал по цепочке, и старший капитан короткими взмахами ладони сдвинул направление движения вправо. Подавший сигнал боец остался на месте, опустившись на одно колено, и цепь «закрутилась» в его сторону.
— Интервал… — вынужден был скомандовать командир разведгруппы, увидев, что бойцы слишком уж скучились. Одновременно он мог видеть но крайней мере троих, а чувствовать — так вообще всех. Добравшись до остановившегося, настороженно глядящего но сторонам парня, он удовлетворенно кивнул. Это была не траншея, а капонир: старый, оплывший, но еще достаточно глубокий. Командир взглянул на часы, едва мерцающие стрелками в темноте. Чтобы разглядеть их положение, ему пришлось наклоняться, но разогнулся он уже совершенно довольный. Итак, они «уложились в норматив», то есть добрались до заданной точки за время, не так уж сильно отличающееся от запланированного. И живые до сих пор. Ну что ж… Старший капитан Ю покрутил головой. Ничего более подходящего, чем этот капонир, он рядом пока не увидел. Траншея была бы лучше, но в общем сойдет и такое. Попытаться разве что…
Заставив себя отнестись к этой проблеме чуть легче, чем этого хотелось, он отдал приказание нескольким бойцам осуществить поиск подходящих укрытий в радиусе сотни метров, после чего немедленно возвращаться. Оставив двоих в капонире, сам старший капитан небыстро побежал по расширяющейся спирали — пригнувшись, держа автомат под локтем и не только глядя но сторонам и под ноги, но и буквально нюхая воздух. Пахло железом, пахло вонючим холодным потом, сухим снегом и древесиной. Если бы не запах пота, пропитавший фуфайку, ватник и даже, кажется, маскхалат, о присутствии людей не говорило бы, наверное, ничего. Нормально.
Впереди мелькнула тень, но руки остались на месте, и темп бега старший капитан Ю не изменил. Это был свой, возвращающийся, как и приказано, к капониру. Не обменявшись ни одним словом, они разминулись в темноте, а после еще одного витка командир повернул назад и сам.
Капонир был мелким, тесным даже для девяти человек: двое еще не вернулись. Подумав, командир группы выдвинул одиночные дозоры на 15—20 метров на все четыре стороны, с приказом найти место поудобнее и слушать, что происходит вокруг. По снегу расстелили две плащ-палатки, и бойцы, укладывая «ППШ» под бок, начали устраиваться поудобнее, вытягивая гудящие ноги. Было еще темно, но до первых признаков рассвета оставались считанные десятки минут, поэтому старший капитан приказал принимать пищу.
Еды каждый нес с собой положенный суточный запас — большего все равно нельзя было унести, учитывая скорость, с какой они двигались. Смерзшиеся в ком галеты, таблетки масла в нарезанной кружочками вощеной бумаге, шоколад. «Победа», — машинально произнес про себя Пак Хен Ю. Даже не прочитал — букв было еще не разглядеть — просто вспомнил по форме изломанной за пазухой плитки. Шоколад был вкусным до такой степени, что ему стало даже стыдно. Мало кто из детей в этой надрывающейся в страшной войне стране знал вкус шоколада, разве что помнил с довоенных времен. Теперь его имели право есть только воины — и не все, а только те, кому по нормам положено питание повышенной калорийности. Летчики, в зимнее время — разведчики… Вот, кажется, и все.
Когда они получали боеприпасы и паек, выдававший его молоденький солдатик смотрел такими глазами, что по крайней мере самому командиру группы захотелось отдать плитку ему — парень наверняка не пробовал шоколада уже несколько лет. Но ни он, никто другой из его бойцов так не сделал. И это было правильным поступком: реши кто-то из разведчиков отдать парню лакомство, старший капитан первым дал бы ему резкую отповедь. У мальчишки появится право есть шоколад только тогда, когда он заменит кого-нибудь из выбитых из строя бойцов, уходящих в очередной рейд. И не раньше. Но до чего же вкусно… Это чуть ли не последнее удовольствие, которое еще можно было испытывать, так зачерствев душой. Сладко, без подъема поспать в первый день после возвращения из успешного рейда за линию фронта. Съесть что-нибудь такое, что напомнило бы о мирной жизни, или просто поесть так, чтобы недоеденное осталось в плошке. И при этом — сидя в тепле и безопасности штаба какой-нибудь дивизии, куда генерал Ли Сан Чо несколькими днями ранее прислал их группу. Но все это вместе, или любое по отдельности, должно быть только после удовольствия от победы. Пусть маленькой, пусть почти незначимой для хода войны, но победы — над врагами или над собой.
Через какой-то десяток минут, чуть раньше, чем ожидал командир разведгруппы специального назначения разведуправления КНА старший капитан Пак Хен Ю, начало светать. Дозорные вернулись — риск попасть под случайную пулю или быть замеченным каким-нибудь ретивым офицером интервентов, наблюдающим за стрельбами своих солдат, был слишком реален. Он перевешивал абсолютную, сотнями жизней и смертей вбитую в разведчиков необходимость вести наблюдение непрерывно, вне зависимости от того, находишься ты во вражеском тылу или в своем собственном.
Лежа на промерзшей ткани, чувствуя, как холод пробирает до мозга костей, и стараясь не стучать зубами слишком сильно, чтобы не показывать слабость своим бойцам, старший капитан машинально крутил «перчаточными» пальцами найденную в стенке капонира смятую пулю. Если пользоваться американским и британским измерением, 0,3 дюйма, или «три линии», как говорят советские товарищи. Если говорить так, чтобы тебя поняли корейцы, 7,62 миллиметра. Одновременно он, не отрываясь, глядел на бесшумно ползущую секундную стрелку наручных часов, выглядывающих в узкий просвет между рукавом маскхалата и двупалой перчаткой. Оставалось недолго. Через несколько часов начнется операция, которая может повлиять на ход войны. Если она приблизит ее окончание хотя бы на сутки, это стоит того, чтобы здесь легли все, кто в операции участвует. Разумеется, с обеих сторон, — иначе это будет все же немного обидно.
Узел 7.1
4 марта 1953 года, утро
Вторая эскадрилья 913-го ИАПа, известная среди своих как «Поповская», по имени бывшего комэска, поднялась в воздух за десять минут до рассвета. Взлет подсветили пущенным вдоль ВПП прожекторным лучом, но все равно он был настолько рискованным, что управление взлетом отняло у штаба полка с десяток лет жизни, если считать на всех вместе. Многие истребители имели опыт ночных полетов, но перерыв после последнего такого опыта был слишком большим, в сочетании с особенностями пилотирования утяжеленного «МиГа», все равно продолжавшего чувствоваться как «чужой», это вызывало у большинства ощущения, приближавшиеся к тем, что описываются словом «мандраж».
Все восемь «МиГ-15Сбис» 2-й эскадрильи несли полностью заполненные 600-литровые подвесные баки — единственный способ добраться до цели с запасом топлива, достаточным и для выполнения задачи, и для возвращения. Вопреки распространенному мнению, «МиГ-15» уступал своим противникам в дальности полета очень незначительно. Проблема была в особенностях театра военных действий, заставлявших «МиГи» набирать высоту сразу же над своими аэродромами, чтобы не подвергнуться атаке висящих над Западно-Корейским заливом «Сейбров». Однако сегодня случай был особый. Командир полка предположил, что потерявшие вчера сразу несколько штурмовиков американцы не успокоятся и нанесут по военно-морской базе повторный удар примерно в то же самое время, поэтому набор высоты осуществлялся «по маршруту». Для дневных перехватчиков при этом было точно так же рано, как для самих советских истребителей. Ночных же, во-первых, существовало значительно меньше, а во-вторых, до широты Гензана эскадрилью сопровождала часть «ночников» из 1-й АЭ 535-го полка, самолеты которой взлетели двадцатью минутами ранее и уже набрали нужную высоту.
Припомнив какие-то старые инструктажи по военно-морской тактике, Олег заметил, что наткнувшимся вчера на «МиГи» американцам теперь безопаснее было бы произвести обстрел с моря — и с этим нельзя было не согласиться. Американские и британские артиллерийские корабли стреляли по всему мало-мальски ценному в пределах досягаемости своих главных калибров, если с берега не оказывалось огневого противодействия (а временами оно оказывалось будь здоров). В итоге за последний год они сконцентрировали усилия флота в основном на прибрежных городах КНДР, методично превращая их в безлюдные пепелища, не представляющие для населения никакой ценности, кроме сентиментальной.