Год мертвой змеи
Шрифт:
— Ты закончил?
Майор поднялся со своего места и теперь разминал поясницу, изгибаясь торсом вперед и назад. Все-таки он был несколько тяжеловат для своего роста, и при таких нагрузках это давало о себе знать.
— Да какое там… — махнул рукой Олег. — Так, сижу, рассуждаю про себя.
— Опять про то же?
У него заняло почти секунду понять, что майор имеет в виду их вчерашний разговор. Поняв это, подполковник отрицательно покачал головой.
— Нет. Уже про другое. Про то, что, учитывая новый район боевой работы, ребят надо будет готовить к более частым встречам с палубниками — что английскими, что американскими.
— Это твоя специальность, насколько я помню, — к месту заметил ПВОшник. — Сколько там у тебя?
— Да хватает вроде, — вынужден был признать Олег. — И «Барракуда», и «Файрфлай», и «Авенджеры», и «Хеллкеты», и даже «Корсар» вроде. Забавно, что столько типов из этой коллекции все еще летают, да?
— Забавно, — согласился майор. — Но про «Барракуды» ты зря, они уже сошли. Убогая была машина. Не машина, а угребище, едва ли не хуже «Хэмпденов» [63] 1, будто не англичане делали. А «Хеллкеты» здесь только едва появились, и то как-то странно, — и тоже сразу пропали [64] . В воздушном бою мы бы из них винегрет сделали, а как штурмовик «Корсар» явно лучше, вот и… А-а… — Он махнул рукой. — Что я тебе все это рассказываю, нашел благодарного слушателя, учу папу…
63
Небольшое число британских торпедоносцев «Хэмпден» было передано Советскому Союзу в 1942 году; получивший их 24-й минно-торпедный авиаполк (будущий 9-й Гвардейский) ВВС Северного флота понес тяжелейшие потери. Известна поговорка: «Ты мне друг или „Хэмпден“?».
64
Лишь шесть американских палубных истребителей «Хеллкет» приняли участие в войне в Корее. Получившие индекс F6F-K, вооруженные двухтысячефунтовыми бомбами, оборудованные телекамерами и управляемые по радио с AD «Скайрейдер», все они были использованы в качестве беспилотных «летающих бомб» при атаках на особо важные цели.
Он не договорил, но понятно было и так, и Олег благосклонно хмыкнул. Майор Скребо был в доску свой, и в отсутствие молодежи в пределах прямой видимости ему можно было позволить почти все, что угодно.
— Ладно, я пошел, — заключил майор. — Сколько там у нас времени, девять почти? Часов в десять встретимся в штабе, а там видно будет.
— Погоди, — задержал Олег уходящего. — Я спросить хотел, а что в дивизии известно: будут остальные полки перевооружать?
— Знаешь, я сам хотел бы это знать…
Майор развел руками и сделал такое движение мышцами лица, будто с очень большим трудом удерживался, чтобы не выругаться в четыре колена.
— Про другие полки, кроме девятьсот тринадцатого, в приказе не было ничего. Но что нас будут, — это правильно: теперь мы на две с половиной тысячи можем летать, прямо отсюда. Шансов перелететь куда-нибудь под Чангдо и нормально оттуда работать у нас практически нет, как ты знаешь. Так что то, что Москва опять не разрешила Марченко проявить инициативу, — это тоже правильно. Растягивать дивизию ни в коем случае нельзя. Мы же друг друга прикрываем: взлеты, посадки, выход из боя… Мы ведь как переплетенные пальцы: все вместе, как сжатый кулак, а один оторванный полк — почти готовая мишень. На китайских ребят у меня мало надежды. За пару дней и их бы пожгли, и вас… Хотя китайцы, конечно, хоро-ошие ребята, боевые. Мне несколько человек из их летчиков повезло узнать — так они мне настолько свою старую команду напомнили, я чуть не прослезился, ей-богу.
— Да, — сразу кивнул Олег. — Мне тоже. Один полковник был на том поле, куда мы с Владленом летали двадцать первого: как он матом ругался! Такие колена! И так по матери, и эдак! Главное, по-русски ни бельмеса, только «товарищ» да «атака», а матом кроет сверху донизу. Молодец… Но я к чему: в общем, если узнаешь что-то про соседей или про другие дивизии — скажи мне сразу, ладно? Даже в обход командования. Это может быть важнее, чем кажется.
— Все теории строишь, — покачал майор головой. — Ну да это дело твое. Я и сам люблю поумничать, только у меня слишком уж много совпадает.
— И что сейчас? — стараясь не дрогнуть голосом, спросил неожиданно екнувший где-то внутри то ли селезенкой, толи чем-то другим Олег. — Будет война?
В этот раз ему совершенно не понадобилось что-либо объяснять: майор Скребо все понял и так.
— Не будет, — твердо ответил он, помолчав. — Я думаю, что не будет.
Помолчав еще с несколько секунд, подполковник и майор просто отвели друг от друга взгляды. Затем Николай поднялся и ушел по своим делам, а Олег, несколько успокоенный его уверенностью, занялся настоящим делом: сведением «простынь» по боевому радиусу «МиГов» сопровождения с 600-литровыми подвесными баками при работе с аэродромов Аньдун, Мукден-Восточный, Аньшань и Куаньдань. Если командование дивизии примет решение передислоцировать их на сколько-то десятков километров, даже предварительные подсчеты могут сэкономить ему немало времени.
Считается, что принятое первым решение, даже чисто интуитивное, является наиболее верным, но Олег в математику верил. Наверное, это семейное, и маму бы порадовало, по вряд ли ей была бы интересна привязка к местным ориентирам расчетов времени боевого патрулирования реактивного истребителя «МиГ-15Сбис», взлетевшего с полными баками с любой из имеющейся в округе полос длиной 750 метров и выше, с запасом топлива на 10 минут воздушного боя. Хотя 10 минут — это уже вообще не бой, это готовое списывание по причине дальнейшей непригодности к летной работе, а то и по инвалидности.
Только теперь Олег понимал, что тогда, пятого числа, он вел себя как сумасшедший. Никакое желание пересилить себя, справиться со страхом ради будущих боев, не стоило того, что он принял неравный бой в таких условиях, когда мог уйти. Нормальный бой в век реактивных самолетов — это «ударил и убежал», или «Бум-зум», как говорят американцы, англичане и даже, кажется, немцы. Наверное, маме был бы чуть-чуть интереснее его несостоявшийся пока рассказ, если бы она представила, что используемый в расчетах самолет — это не какое-то абстрактное понятие, а весящая несколько тонн конструкция из стали, электрических проводов, каучука и керосина, заключенная в оболочку из мягкого, непрочного алюминиевого сплава. И с ее последним сыном, сидящим в кабине — вцепившись руками в ручку управления и вжавшись в подголовник с прикованным к «АСП-3НМ» взглядом в попытках выделить какой-нибудь флотский «Скайрейдер», который, в свою очередь, стремится сжечь заводик, сроду не производивший ничего сложнее керосиновых ламп, а теперь снаряжающий ручные гранаты и противотанковые мины. Сжечь вместе с рабочими, разумеется, потому что абсолютно все, имеющие хоть какое-то отношение к оборонной промышленности в Корее, работают в две двенадцатичасовые смены, а бросать работу при объявлении воздушной тревоги здесь никому в голову не придет.
Расчеты были самыми приблизительными — как говорится, «на два лаптя в любую сторону», но полезность их при том являлась несомненной, поэтому Олег продолжал работать, пока не увидел, что летчики уже ходят вокруг, занимаясь своими собственными делами. Взглянув на часы, он с удивлением понял, что 10 часов уже минуло, и, таким образом, назначенную встречу с майором Скребо в штабе он пропустил. Проблема была небольшая, потому что тот, кажется, сказал не «в 10 часов», а «часов в 10», а это во всех родах войск подразумевает совсем иное. Но все равно требовалось идти — хотя бы просто для того, чтобы узнать новости.
Новостей действительно оказалась целая куча: большинство их касалось перевооружения с «МиГ-15бис» на «МиГ-15Сбис», за какие-то сутки принявшего из абсолютного, невозможного хаоса хоть какие-то черты ситуации, являющейся сложной и до сих пор требующей массы человеческого труда, но уже вполне разрешимой. Так, собственно, и бывает в армии, и авиация здесь не исключение. Олег, к примеру, искренне полагал, что и войну с немцами советские люди выиграли не из-за лучшей своей организованности (этому было еще учиться и учиться, хотя подвижки к лучшему явно имелись), а из-за того, что благодаря своему характеру и привычкам меньше страдали от неизбежного на войне бардака почти во всем.