Год обмана
Шрифт:
– Может, его тоже потом кто-нибудь целовал.
– А ты что, специально для этого с коня прыгнул?
– Нет, не специально. Но получилось здорово.
– Ладно, пора идти, а то скоро стемнеет, – сказала она. – Обопрись на меня. Как-нибудь дохромаем.
Всю обратную дорогу обе лошади бок о бок шли сзади нас. Когда мы останавливались, чтобы передохнуть, они клали головы на спину друг другу и смотрели на нас коричневыми глазами. Я видел, как в их зрачках отражались деревья и небо, Маринино лицо и моя разбитая
Я проснулся от яркого света, который лился мне прямо в лицо. Открыв глаза, я чуть не ослеп. Передо мной что-то искрилось, переливалось и слепило меня такими потоками света, что у меня на глаза навернулись слезы. Прищурившись как только мог и закрыв глаза рукой, я разглядел большое зеркало, в котором отражалось солнце. Его лучи падали на срез зеркала, и от этого оно горело всеми цветами радуги, разбрасывая по комнате оранжевые, фиолетовые, синие и зеленые зайчики.
Я некоторое время тупо смотрел на всю эту радость, пока не сообразил, что у меня такого зеркала в доме нет. Есть одно небольшое, но оно в ванной. Я перед ним бреюсь.
Комната тоже, по ходу, была не моя. Я повернул голову и увидел под своим одеялом Марину. Впрочем, одеяло тоже было не мое. Это, вообще, был чужой дом. Я проснулся в чужом доме.
«Так-так, – подумал я. – Угораздило меня в эту постель забраться. Чего я теперь скажу маленькому Сергею? А его папе? Вот, блин, сымпровизировал… Но какая она красивая!»
Марина лежала, закинув левую руку под голову, и солнечные зайчики дрожали у нее на груди и на лице. Странно, но они совсем не мешали ей спать. Очевидно, она привыкла. На окнах даже не было штор.
Я понятия не имел, сколько сейчас времени. Наверное, очень рано. Солнце едва взошло. Комната при свете выглядела совсем иначе. От утренних лучей солнца она как будто светилась. Стены были выкрашены в мягкий сливочный цвет. Даже ковер на полу был бледно-желтый.
Лежа в этой кровати рядом с Мариной, разглядывая ее комнату, куда я раньше никогда не входил, я чувствовал себя очень странно. Как будто мир вокруг сошел со своего места и тихими шагами перебрался на другое. Не так чтобы очень далеко, но, в принципе, на другое.
«А ему-то здесь нельзя ночевать, – злорадно подумал я. – Папочка не велит. Отругает и поставит в угол».
– Мне нравится солнце, – неожиданно заговорила Марина.
Я вздрогнул и повернулся к ней. Фиг ее знает, сколько времени она уже так на меня смотрела. Я, например, не слышал, как она проснулась.
– Что?
– Я люблю солнце, – повторила она. – Специально жду весну каждый год, чтобы оно меня по утрам будило. А сегодня ты на моем месте лежал.
– Я чуть не ослеп.
– Я всегда ложусь на тот край. Каждое утро как праздник.
– Это когда солнце?
– Да. Только в последние годы оно бывает уже не так часто. В детстве было почти каждый день. Даже такое ощущение, что зимой. Теперь как-то намного меньше.
– А я чуть не ослеп сегодня.
– Надо не торопиться открывать глаза.
– Как это? – спросил я.
– Сначала подставляешь лицо свету, чтобы он проник внутрь головы. Лежишь и ждешь, пока веки станут как бы прозрачными. Потом открываешь узкие щелочки.
Она показала как.
– Потом снова зажмуриваешься изо всех сил, так чтобы искорки побежали, а после этого…
– Открываешь глаза, – договорил я за нее.
– Нет, залезаешь под одеяло, – рассмеялась Марина.
Мы помолчали немного.
– Как-то у нас быстро все с тобой получилось, – сказал я.
Улыбка исчезла с ее лица.
– Разве? – она пожала плечами. – По-моему, нормально.
– Не знаю. Мне, кажется, что быстро.
– Ты же сам все время за мной подглядывал.
– Я? Когда я за тобой подглядывал?
– В коридоре. Каждый раз, когда приезжал со своим Сережей.
– Он не мой.
– А чего ты с ним все время таскаешься? Нянька, что ли? Бэбиситтер?
– «Бэби…» кто?
– Я тебе потом объясню. Давай, лучше вставать. Скоро отец вернется. У него ночь любви тоже подошла к концу. Вставай! Чего развалился, как король?
Я уже хотел встать, как вдруг увидел на ковре свои трусы. Не знаю почему, но мне стало неловко. Не то, чтобы я раньше перед женщиной голым никогда не ходил… Так-то вроде, ходил… И, в общем, не один раз… Но тут как-то не по себе стало. Типа – встану с голым задом, за трусами пойду… Короче, заменжевался.
– Ну, ты встаешь, или нет? – сказала она и ткнула кулаком прямо в бок.
Больно, блин, ткнула.
Я сказал:
– Чего ты так больно бьешь? Меня туда веткой вчера, знаешь, как садануло?
– Прости, – ответила она. – Я не хотела. Просто ты загрузился чего-то, а время идет. Мне в институт пора. У тебя, наверное, тоже работа. Ты ведь работаешь где-нибудь? Или все время со своим Сережей болтаешься?
– Он не мой.
– Я уже слышала. Так, где ты работаешь, если не секрет?
– Секрет.
– Дурак ты. У голых мужчин не бывает секретов от голых женщин. Ты встаешь? Скоро маленький Мишка проснется.
– Да, да, – говорю. – Уже встаю. Сейчас вот… только…
А сам лежу как дурак.
– Что только?
– Полежу чуть-чуть…
– Слушай, ты точно больной. Я тебе говорю, вставать надо. Сейчас отец придет.
– Мне нельзя… это… резко вставать… Я должен так чуть-чуть полежать сначала…
– Почему?
– Врач сказал.
– Да? – она посмотрела мне прямо в глаза. – Какой врач?