Год Оборотня, или Жизнь и подвиги дона Текило
Шрифт:
К тому времени, как вояки составили сводный календарь важнейших памятных дат, обязывающих честных рубак пропустить стаканчик, вина в иберрском лагере просто не было – не у короля же, в самом-то деле красть. К тому же у его величества тоже ничего не осталось – дон Текило на всякий случай в третий раз сбегал в королевский обоз, проверил. Братцы-иберрцы пригорюнились, но быстро нашли выход из трудного положения. Подумаешь, вино закончилось! У противника наверняка что-то да найдется! Особенно в той повозке…
И лучники, мечники, копейщики и спрятавшиеся под брюхами лошадей пикинеры отправились пошукать выпивку в стан противника.
Воспользовавшись
Короче, закончилась пирушка спустя дней двадцать. С головой, подобной свинцовой чушке, дон Текило пришел в себя посреди жаркого желтого песка. Тяжело приподнялся с бархана, увидел, как на горизонте догорает какой-то город, как мимо идет, парадно размахивая красно-желтыми иберрскими знаменами и во все глотки крича ура свершившейся виктории, родная армия… Встретил знакомых, получил грамотку, удостоверяющую, что он, дон Текило, пал смертью храбрых во славу короля при героическом штурме Аль-Тораза… Похмелье «прощальной пирушки» было столь качественным, что с тех пор вор раз и навсегда отвратился от воинских игрищ. Нет уж, братцы, пить в большой компании хорошо, но когда компания завоевывает пол-страны, чтобы было чем опохмелиться…
Благородная душа дона Текило требовала тонкости и красоты совершаемых деяний.
Поэтому, глядя на вонзившуюся в пол стрелу, дон Текило подумал, как бы остудить горячие головы. А ведь здесь, в Башне, все головы, кроме оленьих, кабаньих да лосиных, весьма горяченькие…
Иберрец скосил глаза на мирно почивающего на каминном коврике брата Нобеля, и буквально в последний момент оттащил за загривок рысь-Ядвигу, впавшую в красноглазое бешенство и собиравшуюся единолично штурмовать осаждающих. С трудом удерживая на весу пытающуюся вырваться навстречу стрелам и копьям охранницу Башни, дон Текило переместился из гостиной в прихожую.
У запертой двери столпились монахи. Если, конечно, термин «столпились» применим в ситуации, когда тела брата Томаса и брата Тимофея, отчаянно храпя, висели в локте над полом, поддерживаемые сизо-серыми сгустками воздуха.
– Сын мой! – подал голос отец Гильдебран. – Как тебя там?.. Пристав!
Пристав Ломас перебежал на другую сторону Башни и, запыхавшись, откликнулся. Дон Текило на всякий случай заглянул в гостиную – нет, добровольные помощники слуги закона так и продолжали забрасывать помещение стрелами. Правда, теперь они экономили боеприпасы, зато прицеливаться стали лучше – дон Текило едва не лишился любопытного носа.
Удивительно, но стрелы, попавшие в брата Нобеля, не причинили ему никакого вреда, застыв в мерцающем магическом тумане, вдруг окутавшем спящего пьяного монаха.
– Сын мой! – отец Гильдебран решил воззвать к рассудку человека, стучавшего в дверь Башни. – Окстись!
– Прошу прощения, - прогудел судебный пристав. – У меня ордер на арест дона Текило Альтиста! И я именем Короны требую вашего содействия и его выдачи!
Отец Гильдебран нахмурился. Тут Ядвига все-таки вывернулась из рук Текило, оборотилась в женщину и голосом, хриплым от злости и чересчур громкого рыка, спросила, кто и в чем обвиняет ее дона.
– О!.. – засмеялся, чувствуя себя в безопасности за запертой дверью, судебный пристав. – Дон Текило обвиняется в мошенничестве, многоженстве, непочтении к святым откровениям трех религий, преступлениях против собственности, казнокрадстве, подделке документов и оскорблении Короны!
– Врете! – закричала Ядвига. – Он хороший!!!
Отец Гильдебран шевельнул пальцами, и мягкое облако сизо-серого воздушного элементаля задвинуло Ядвигу в подвал. Девушка пытались сопротивляться, но, повинуясь движениям рук колдующего монаха, тяжелая дверь прекратила все попытки охранного артефакта выбраться из винного погреба.
– Именем Короны, открывайте!! – не унимался пристав.
– Какой именно Короны, сыне? – подражая голосу Гильдебрана, отважился уточнить дон Текило. И тут же состроил извиняющуюся рожу. Дескать, простите, отче, можно, я побуду вами?
– Кавладорской! – бодро ответил судебный чин. – И иберрской!
Когда претензии предъявляет одна женщина, помнил дон Текило по карьере многоженца, это плохо. Но когда две сразу… Вор почувствовал, что его лысинке стало жарко, а старый монах прошептал едва слышно, что покаяться никогда не поздно. И с намеком озвучил – для судебного пристава и дона Текило, - что их Орден вообще-то в королевстве Брабанс большей частью располагается, так что распоряжения короля Кавладора, как и оскорбления короля Иберры, им глубоко безразличны… Вот если бы Текило искали брабансские власти…
– Есть! – с восторгом ответил пристав, пошуршав документами. – Есть ордер полиции Брабанса шестилетней давности на розыск иберрца, называющего себя доном Текило, по подозрению в ограблении банка «Борода и Подкова»! Ну, как? Будете отдавать преступника по-хорошему? Или мне командовать штурм Башни? Предупреждаю: жители Флосвилля очень недовольны тем, что какой-то заезжий иберрец украл все средства фонда, на которые велось строительство общественных зданий!!
В подтверждение слов Ломаса в окна Башни полетели камни, сучья и комья грязи.
Отец Гильдебран строго и сурово посмотрел на дона Текило, и тот почувствовал необходимость оправдаться:
– И вовсе не все средства фонда я попятил! Всю медь и фальшивое золото честно вернул!! На кой ляд они мне сдались, только карманы оттягивать… Вот, помню, грабил я как-то дом купца в Охохо – это на севере Буренавии, залез, значит, в подпол, а там…
Откровения дона Текило были прерваны резким грохотом. Не успевший закрыть рот - дурак он, что ли, рот закрывать, когда есть возможность поделиться рассказом о былых подвигах, - Текило увидел, как медленно и величественно падает выбитая подвальная дверца. Посмотрел, как трясет головой остановившаяся на порожке винного погреба рысь…
Отец Гильдебран, порядком удивившись, как это Ядвиге удалось выбить усиленную дюжиной заклинаний и бронзовыми полосами дверь, сработанную из тяжеленного мореного дуба, забыл контролировать воздушных элементалей, и Томас с Тимофеем чувствительно упали на пол.
Пока братья стонали и пытались прийти в чувство, Ядвига перекинулась обратно в человека, пробежалась по брату Томасу, подскочила к Текило и закричала:
– Спасайся! Быстрее!
– Послушай, кисонька, ты, главное, ничего не бойся! Что я, судебного пристава да три дюжины крестьян обмануть не сумею?! Да я в свое время, бывало, - приступил к повести «Сто лучших уходов от погони» дон Текило. Но пребывающая в расстроенных чувствах Ядвига не стала его слушать, схватила за ворот куртки, коротко повизжала, снова наткнувшись на серебряную вышивку, перехватила нежной ручкой кабальеро за шею и повлекла за собой вверх по лестнице. Когда малость придушенный иберрец попытался прохрипеть за что ж она его так, Ядвига грозно свела ровные дуги бровей к переносице: