Год Принцессы Букашки
Шрифт:
— Спасибо, дядюшка, я уже отдохнул, — откликнулся вежливый принц и больше на шипение из пещеры не обращал внимания.
Принцесса тем временем обнимала своего спасителя.
— Слоник! Бедненький! Ты не заболеешь от этой гадости?
— А-а-пчхи! — ответил тот, а затем помотал головой: дескать, мне не привыкать всякую гадость в себя всасывать. Лишь бы вам хорошо было. И вообще, если честно, то я железный.
Он помог хозяйке и ее новому другу забраться себе на спину и двинулся в обратный путь.
— Слоник, милый,
«А я и не спешу, — думал тот. — Поспешишь тут, пожалуй, когда такое месиво под ногами…»
Тут дверца шкафа отворилась, и слон-пылесос очнулся от грез.
— Давайте-ка почистим ковер, — сказала мама, вытаскивая его на свет, — а то сейчас папа придет, а у нас не убрано.
— Па-па-па! — откликнулась Букашка и улыбнулась, потому что очень обрадовалась, и даже добавила: — Пф-ф-ф, — пуская через улыбку слюнки.
Она еще и знать не знала, какая она умная и смелая. Зато уже хорошо знала, какие вокруг нее все большие и добрые — и люди, и звери, и даже пылесосы.
А на улице шел дождь, и слякоть стояла, как в джунглях. Зима только-только заканчивалась, а весна — начиналась.
ИСТОРИЯ ПЯТАЯ, ВЫЗДОРОВИТЕЛЬНАЯ
1
Сперва растаял снег, и получились лужи. Потом под солнцем эти лужи испарились, и стало совсем сухо… Вот только мокро и слякотно стало вдруг под носом у Букашки.
— Просто напасть какая-то! — в который уже раз воскликнула мама, промокая жиденькие букашкины сопли салфеткой. — Когда взрослый болеет, он хоть понимает, что с ним происходит. А ей, бедненькой, не объяснишь.
Они с папой стояли возле придвинутого к подоконнику комода и следили, чтобы восседающая на нем Сашка, не дай бог, оттуда не сверзилась. И украдкой, не заостряя на этом внимания, одевали ее для похода в больницу.
— Сейчас Саша туда пойдет, на улку, — продолжала мама, застегивая на дочке кофточку…
— Забавно, — сказал папа, нанизывая на ее маленькие лапки полосатые носки. — У нее есть дом, а все остальное — «улка». То есть, улка — это вселенная… А болеть ей, наверное, надо иногда. Чтобы организм научился бороться с вирусами и бактериями. Чтобы иммунитет появился.
— Иммунитет вовсе не на все болезни вырабатывается, — возразила мама. — От простуды нет никакой пользы, кроме общего ослабления.
— Ка! — сказала Сашка и показала рукой за окно.
— Правильно, — обрадовалась мама, — птич-КА на ул… Во вселенной.
— Она вовсе не на голубя смотрит, а на вон ту длинную таксу, — заявил папа. — Но все равно правильно. Собач-КА. Умница… А простуда даже если не вырабатывает иммунитет, все равно закаляет дух и воспитывает характер. Должен же человек когда-нибудь узнать, что на свете бывают и невзгоды.
— И именно папа с мамой должны их человеку предоставить… Из тебя воспитатель, как из меня балерина, — мама снова промокнула Сашке нос. — Дай тебе волю, ты бы только и устраивал ей невзгоды. Для закалки.
— Га! — сказала Букашка. Мама поддержала ее:
— Даже ребенку и то смешно от твоих рассуждений.
— Балерина из тебя нормальная, — заметил папа, окинув маму внимательным взглядом. — А «га», это «гав», так собачки лают, правда ведь, доча?
— Па! — отозвалась та.
— Видишь, ребенок говорит, что папа прав. Ребенок умный.
— Ребенок говорит, что это — памперс, — возразила мама, застегивая липучки по бокам. — Ребенок вообще не склонен лезть в споры взрослых, а говорит исключительно по существу.
— И это правильно, — кивнул папа. — Пойду-ка и я по существу спущу вниз коляску, пока вы доодёвываетесь.
… — Прямо, как мы с тобой, — заметил Сиреневый заяц, когда входная дверь за мамой захлопнулась. — Спорят и спорят, препираются и препираются…
— Они просто так разговаривают, — возразил Салатный. — Они не ругаются.
— А я разве сказал, что ругаются? Я сказал, препираются, — нахмурился Сиреневый. — Как мы. Мы с тобой, что ли, ругаемся?
— Да никогда! — воскликнул Салатный.
— То-то же, — кивнул Сиреневый, не замечая иронии. — Слушай, а про что они говорили? Кому «ему», и какой такой «нитет»?
— Понятия не имею, — признался Салатный.
— Я знаю! Я! — выбралась из коробки синяя гусеница с цветными лапками. — Щас ласскажу! Никому не «ему» и никакой он не «тет», а иммунитет!
— А-а, — понимающе кивнул Салатный. — Значит, не му, не тет… Все равно непонятно.
— Да никакой «не му», никакой «не тет»! — рассердилась гусеница и от возбуждения принялась кругами бегать по комнате. — Им-му-ни-тет! — выкрикнула она по слогам. — Слушайте внимательно! — она остановилась прямо перед зайцами: Им! Му! Ни! Тет!!! Ясно?!
— Ага, — снова кивнул Салатный. — Еще бы. Вот, значит, что. Им-му-ни-тет. А кто он?
— Он — никто! — завопила гусеница. — Он — защитные силы! Чтобы болоться с миклобами! С вилусами и бактелиями!
— А это еще кто?! — возмутился Сиреневый. — То не му, то не тет, то еще бактелии какие-то вислоусые!
— Вирусы и бактерии, — вдруг пробасил резиновый ослик. — Извини, гусеница, что вмешиваюсь, но они бы опять ничего не поняли. Ты неправильно произносишь. — Вирусы и бактерии, — повторил он. — Или вместе — «микробы».