Год тигра и дракона. Живая Глина
Шрифт:
Саша машинальным и странно привычным жестом потерла затылок, вдруг похолодевший, будто кто-то со спокойным, беcконечным терпением глядел на нее из темноты. Кто-то, знавший ее бесконечно долгo. Кто-тo, кто помнил все ее имена.
– Да, - молвил дракон.
– Вы мыслите верно, госпожа. Ин Цзы И, злосчастный последний правитель Цинь, был убит здесь. Чжао Гао взрезал ему вены,и кровь бесполезного внука омыла прах и кости деда, могущественного и проклятого. Тот юноша умер, но благодаря небесным девам, пришелицам из иного, чужого грядущего, здесь, под горой Ли, родился дракон. Но для этого человеку пришлось погибнуть. И если бы не воля Небес, не власть Матушки Нюйвы и не милосердие тех чужих и странных
Саша – а может,и Люся тоже, не поймешь! – попыталась возразить, остановить, но слова сухими крошками застряли в горле. Прижав к губам руку, она могла только беспомощно смотреть, как лунь-ван, князь-дракон горы Ли, расплескав по яшмовым плитам пола рукава, кланяется ей, будто нижайший из простолюдинов – императрице.
– Чего… - хрипло каркнула она, совладав с голосом.
– Чего вам надобно от меня, лунь-ван? Что лиса может сделать для дракона? Чем Сян Джи способна помочь Ин Цзы Ину? И встаньте же, ради милости Небес, не пугайте меня так!
Цзы Ин словно того и ждал, поднялся, изящный и звонкий, оправил рукава. На черных одеждах князя-дракона не было ни пылинки. И молвил, не по-китайски деловито и прямо:
– Барышня Сян Джи е сможет помочь ничем и никому, даже себе самой. Тот, кто зовет себя Кан Сяолуном, теперь знает, какое имя барышня Сян носила в прежней жизни. Он не отпустит вас, госпожа, он найдет вас и уничтожит, не столько из опасения, но ради одной лишь мести. Небесная ванхоу неогда убила Чжао Гао, и каждый раз, возрождаясь, он искал ее, ждал и таился, копил ненависть. Но Лю Си, небесная лиса, была сильна и бесстрашна,и Небеса благосклонно взирали на нее,и сила богини Нюйвы была ей щитом, а любовь Сына Неба – опорой. Вы же сейчас – легкая добыча,и станете ещё одной жертвой Кан Сяолуна, если не вспомните, кто вы есть и кто должен быть рядом с вами.
– Но я же как-то сумела вырваться! Он завладел моим разумом, да, но ведь я же смогла…
Лучистый взор Цзы Ина потяжелел. Дракон с сожалением покачал головой.
– Вам удалось вырваться только потому, что наш враг не ожидал встретить вместо испуганной девы – небесную лису, которая уже убила его однажды. И мое появление стало для него вторым ударом. Потому существо, бывшее прежде Чжао Гао, великим евнухом, отступило. Но отныне он будет готов. И в следующий раз нам не удастся с ним справиться.
– Вы все время говорите о нем: «был прежде», «звался»… Кто… или что он теперь? Как вышло, что убитый Люй-ванхоу евнух переродился вот в это?
Цзы Ин вздохнул, и эхо его вздоха отозвалось вкрадчивым шелестом, шорохом осыпающегося где-то песка, а еще – легчайшим, каким-то потусторонним поскрипыванием и треском.
– Не ведаю, кто из них, – он махнул рукавом в сторону саркофага, – первым заронил в сердце другого жажду бессмертия. Мой ли дед-император или его главный евнух – кто из них сильнее страшился забвения и алкал вечности? Но Чжао Гао обманул своего повелителя. Цинь Шихуанди умер и не воскрес, а лукавый слуга еще два месяца возил его тело по стране, обложив соленой рыбой, чтобы скрыть запах тления… Но сам он, Чжао Гао, не-муж и не-жена, оборотень и колдун, достиг цели. Люй-ванхоу
«Ну, убиться веником! А смерть этого Кощея китайского – в игле, а игла – в яйце, а яйцо – в утице…» – насмешливый голос, раздавшийся в Сашиной гoлове, напугал бы кого угодно, если бы…
– А колечко в вулкан бросать не придется? – фыркнула девушка и, осознав, ойкнула и прижала ладонь к губам.
Дракон озадаченно моргнул.
– Цзы Ин не понимает слов небесной ванхоу. Он… Я не знаю этого языка, госпожа.
«Ну ещё бы. Я же сказал это по-русски. Именно я – и сказала,и подумала. Люся Смирнова в жизни не смотрела кино про хоббитов, а Сян Джи знать не знала про Кощея Бессмертного,и бабушка ей таких сказо не читала… Я. Это все время была я. Всегда была я».
– Значит, это все-таки правда, - вздохнула Саша… нет, Люся… или кто она была теперь? – Все это правда. А злыдень этот выжил, и перерождался все эти годы,и копил злобу,и ждал. Ждал, пока две русские беглянки окажутся в Шанхае. Ждал, пока рыбки Нюйвы приплывут ему в руки. Но руг замкнулся, рыбки ускользнули, а Люся и Таня перенеслись на две тысячи лет назад,туда, где он ещё ничего о нас не знал. Ух, вот бы нам с Танечкой увидеть его лицо, когда он понял, что упустил нас! Когда осознал… Но погоди! Погоди, малыш! Месть, злоба, весь этот яд – я понимаю, как сильно он ненавидел Тьян Ню и Люй-ванхоу, это я понимаю. Но вот рыбки… Рыбка-то теперь всего одна.
Сказала и вдруг поняла, что не помнит, совершенно е помнит, что же случилось со второй. И не только этого не помнит, а вообще почти ничего. Промельки, проблески, вспышки. Словнo разрозненные кадры старого, кое-как склеенного фильма, немого и черно-белого, мелькали перед ней. Заросли тростника на берегу какой-то реки, pастоптанная десятками ног дорога… Снова река, снова заросли, а там, в воде – чье-то неподвижное, безжизненное тело… рам, словно парящий над вершиной горы, а потом – вдруг, внезапно, лесистый склон и соломенные крыши селения, почему-то внизу, под ногами, будто кто-то сверху снимал панораму древней деревни… Куда-то марширует войско в разномастных доспехах, а над ним полощется знамя – почему-то отчаянно-красное, кроваво-яркое пятно в монохромном мире… А потом, внезапно, без предупреждения – высокая трава и солнечные искры, вспыхивающие на обнаженных плечах кого-то… Когo? Кто был с нею там, в поле? Чье лицо она никак не может разглядеть в мешанине тьмы и света, в пляске теней и солнечных пятен? И – конец, обрыв плеки,треск и шипение и – всё…
– Не помню, - прошептала девушка. — Ничегошеньки не помню! Пoчему рыбка одна? Куда вторая-то делась? И Лю… Мой Лю! Где он, почему он?.. Скажи, Цзы Ин, - вцeпившись в черный шелк, Саша встряхнула дракона так, что чуть не сорвала лунпао с последнего владыки Цинь, – только скажи! Ты –знаешь? Ты помнишь? Что сталось с нами? Отчего я здесь одна?
Цзы Ин осторожно высвободил одеяние из цепких пальцев Сян Джи и дернулся, словно хотел в утешение погладить ее по руке, но в последний миг смущенно отступил.
– Мне неведомо, госпожа, отчего так случилось, но одно я знаю – под этим Небом сейчас существует лишь одна половина печати Нюйвы. И в том спасение для Поднебесной и для всех людей ее, но…
– Но не для меня, – сообразив, что к чему, кивнула Саша. – Не для нас. Когда Чжао Гао поймет, что печать ускользнула от него – снова! – я и представить не могу, что он сотворит. Кстати, малыш, я ведь так и не понимаю – а на что ему печать-то? Разве что армию оживлять,так ведь нынче не древние времена. Сорок тысяч глиняных солдат мир захватить не помогут. Ну, оживит, ну, вытащит из горы – и что? На сувениры растащат все сорок тысяч, и черепка не останется! Или он того не понимает?