Год тигра и дракона. Живая Глина
Шрифт:
– Ах ты мразь, - сказала Александра голосом, от которого Кан Сяолун чуть не завизжал в неистовой ненависти, голосом, который эхом преследовал его сквозь тысячелетия – голосом суки, оборвавшей его жизнь и планы на древнем алтаре.
– Не добила я тебя, – скривила меж тем губы стоящая перед ним женщина, знакомая и внезапно чуждая, со смаком выплевывая слова. – И гляди-ка! Выполз!
– Ты, – сквозь зубы не прошипел – провыл Кан Сяолун, переполняясь адом и желчью. – Ты!
Тело его прогнулось, как тонкая бумага под порывом ветра,
Он ненавидел Тьян Ню, сбежавшую в будущее, воровку, умыкнувшую у него из-под носа мир и империю. Но эту – эту он ненавидел во сто крат больше, и единственным утешением ему было то, что она умерла, сдохла, рассыпалась в пыль, пока он, выворачиваясь из перерождения в перерождения, жил и искал.
Нoчь за ночью, жизнь за жизнью он представлял себе, как она умирала, выдумывая все новые и новые мучения: разъедающую ее кожу и нутро раковую порчу, дурную болезнь, разорванный родами живот. Он мечтал о ее смерти с той же неистовой яростью, с какой мечтал о собственной жизни.
А она…
– Узнал меня?
– хмыкнула Сян Александра Джи – Лю Си – и поудобнее перехватила нож.
– Вижу – узнал. Ну что? Давай,тварь,иди теперь сюда. Ну!
Кан Сяолун изогнулся, не в силах говорить от собственной лютой злобы. Мир вокруг перестал быть и значить, рыбки со звоном сломали и опали глиняной трухой, и все, все потеряло смысл, кроме жады бить и убивать.
Убей ее, убей, убей, стучало под ребрами. Сила, ведовство, сохраненное и приумноженное, отобранное и награбленное, свивалось в жгуты, рвало золотыми линиями воздух.
Убей, сожри ее, разорви – ширился в нем демон, демон, которого он вскормил на собственном мясе и собственной мыcли.
Убей!
Кан Сяолун развернулся в вихре из собственных волос и шелковых одежд,и вместе с ним развернулась комната.
Кровать, на которой корчился Ричард Ли, взметнулась в воздух, пробивая стену, комод, стол и стулья повело кругом. Плескаясь, тьма месила больничную палату, перемалывая стекло, дерево, материю – все, кроме Александры, которая шла к нему, отмахиваясь от теней.
– Я выгрызу твои кишки, лисица, - прошипел Кан Сяолун,. – Я буду жрать тебя, жилу за жилой, тянуть и рвать,и жечь.
Внучка Тьян Ню сощурилась, чуть отвела в стoрону плечо, будто готовясь к удару.
А потом его мир вздрогнул и раскололся.
Внезапно, волной и озарением Кан Сяолун почуял чужую волю, чужую силу из ниоткуда,из-за спины, страшную и грозную, небывалую и желанную. Дверь палаты, залитая темнотой, прогнулась, окна провалились вутрь под напором чудовищного рева.
Воздух застыл.
Споткнувшись, медленно летя вперед сквозь остановившееся время, Сяолун оглянулся. И сквозь узор из собственных волос, взметнувшихся в воздух, сквозь капли воды, пыль и солнечный
Когда стена палаты и окно обвалились, Саша не дрогнула – только прикрыла рукой лицо, защищая глаза от крошки и пыли. У нее была цель, и выход был только один – сдохнуть или cражаться и, значит, надо было сражаться.
Однажды она вскрыла тому, чтo называло себя Кан Сяолуном, брюхо. Вскроет снова. Потому, что такому нельзя оставлять жизнь ни в одном из миров. Потому, что такое нужно давить без жалости и сострадания, иначе оно вернется и ужалит, ударит по самому дорогому, уничтожит и растопчет.
Ей, Саше, есть что терять. Родителей, клан, Ин Юнчена, его глупых и верных друзей… себя. И она не отдаст – ничего и никого.
Сквозь время,извиваясь, ползла эта тварь к ней и ее бабушке, отлеживаясь в залитых гнилью ямах, питаясь чужой радостью и надеждами. Сольких он убил? Скольких исковеркал?
лександра стиснула зубы: при мысли о виновных и невинных, на чьем пути встретился Кан Сяолун, ее жгло гневом. И когда сквoзь ворвавшееся в палату солнце росчерком из черного пламени вспыхнул дракон, она лишь кивнула.
Хорошо. И на охотника можно охотиться.
Кан Сяолун замер, уставившись на зверя из легенд. Его длинные черные волосы уже не лежали на спине и плечах ровной блестящей волной, а спутанными прядями обрамляли бледное лица, по подбородку стекала кровь, рука подрагивала в бессмысленном замахе.
– Ну, - сказала Саша во внезапно свалившейся на палату тишине, – давай. Жри.
И, подняв перед собой нoж, пошла на него.
Кан Сяолун смерил ее взглядом – в его глазах, длинных, оленьих и слишком красивых для искаженного звериной злобой лица плескалось недоумение – а потом по-волчьи повел головой, повернулся – и исчез во вспышке схлопнувшегося воздуха.
Дракон рванулся вперед, щелкнув зубами, но схватил лишь пустоту. Там, где минуту назад шипела тьма,теперь ничего не было, кроме танцующей в лучах вечернего солнца пыли.
Позади что-то зашуршало. Александра глянула за спину,и с удивлением узнала Ласточку и настырного Юнченова дружка. ни в растерянности стояли, разглядывая разгромленную палату, распластавшееся на полу тело Ричарда, погнутую кровать, зияющую провал стену.
– Эй, - сказала Янмэй, опираясь o стену.
– Ты, как тебя там,ты в порядке?
Саша повернулась к дракону. Он плавно качнулся в воздухе - длинное и гибкое тело, сплетающееся в извивы и всплески живой силы.
– Эй, - повторила Янмэй – Ты что заду…
И тогда Сян лександра Джи – Люся – Небесная Лиса – отбросила в сторону нож, стряхнула с одежды пыль и побежала вперед. Вечерний воздух, сладкий и вкусный, обнял ее, ветер откинул со лба волосы, когда она, разбежавшись, нырнула вперед, в бездну, но ушла не вниз, а вверх, вынырнула из прыжка, обнимая руками блестящую чешуйчатую спину дракона.