Год в Ботсване
Шрифт:
— Катима-Мулило, — объяснял он. — Вот куда тебе надо отправиться. Они тоже всего лишь маленькая школа. Поезжайте туда и задайте им трепку!
Катима-Мулило, как выяснилось, был даже не ботсванским городом. Он находится в Намибии, однако в силу своего географического положения является одним из ближайших к Касане городков. Это небольшое поселение располагается на максимально возможном расстоянии от Виндхука, если передвигаться по территории Намибии, на самой отдаленной оконечности Полосы Каприви. Эта необычайная полоска суши, искусственно втиснутая меж границами Ботсваны и Замбии, появилась в результате одной из бесчисленных перекроек границ в конце девятнадцатого
После слов Грэхема, что мне предстоит поехать одному — хотя, конечно же, меня будет сопровождать Элизабет, которая возьмет на себя роль помощника тренера и врача, а также будет присматривать за девочками, — я уже немножко занервничал по поводу своего первого сольного выезда.
— Да не переживай ты, — вразумлял меня Грэхем в своей обычной грубоватой, но веселой манере. — Нам надо лишь убедиться, что у всех детей есть паспорта, но они уже настолько привыкли ездить за границу, что беспокоиться практически не о чем. Все, что тебе надо будет сделать, — это заполнить бланки на границе.
Всего-то!
Наш маршрут пролегал через парк, и дети составляли список различных животных, которых увидели по дороге. Поскольку они выросли в этой среде, то гиды из них оказались выше всяческих похвал, особенно из Артура, который сидел впереди рядом со мной и Долли (искренне убежденной, что это место принадлежит ей по праву).
— Смотрите, мистер Манго, это орлан-крикун.
Здесь их много-много. Орлан — лучший охотник из всех птиц. Смотрите, он как раз охотится! — Серьезное личико Артура теперь светилось от восторга.
Трудновато было следить за разбитой дорогой и одновременно наблюдать за парящей птицей, с завидной свободой кружащей над миром с пронзительным кличем «уии-а-хьё-хьё». Внезапно она кинулась вниз, в атаку, подобрав крылья к бокам, пронеслась к реке и в самый последний миг, посредством какого-то непостижимого для меня аэродинамического маневра, затормозила падение так, что ее здоровенные когти изящным, но убийственным ударом подняли целый фонтан брызг. Мощно забив крыльями, птица вновь оторвалась от серебряной поверхности реки, таща с собой невероятно крупную серо-черную рыбину длиной фута в три. Почти такая же сильная, как и хищник, та неистово билась, но, словно бы тут разыгралась какая-то сцена из греческой мифологии, смерть жертвы была уже предопределена в момент, когда огромная птица вонзила в нее когти. Вскоре орлан поднялся над верхушками деревьев, и добыча его уже не трепыхалась.
Разыгравшаяся перед нами сцена была столь ошеломительна и первобытна, что я даже не заметил, как остановил машину. Когда же мы снова двинулись, мальчики — за исключением Ботле, который по своему обыкновению заснул, — зааплодировали этому необычайному спектаклю. Быть может, то говорил их охотничий инстинкт, ибо за границами городка жили они в мире практически неизменном и перед глазами ребятишек протекал все тот же извечный цикл жизни и смерти, что и перед самыми первыми людьми, населявшими эту местность. Каким-то образом все барьеры, воздвигнутые урбанистическим обществом, разом исчезли. Не оставляло ощущение поразительной раскрепощенности.
Кипящий адреналин в моей крови успокоился как раз тогда, когда мы прибыли к пропускному пункту на Нгомском мосту. Выезд из Ботсваны был совершенно простым — въезд же в Намибию таковым не оказался. Мы остановились подле вереницы одноэтажных современных на вид зданий и вошли в дверь с табличкой «Иммиграционный контроль». Все паспорта детей были стянуты широкой эластичной лентой в одну пачку, которую я протянул элегантной даме в строгой форме, несколько оживлявшейся значком с надписью «Добро пожаловать в Намибию!».
Тщательно пересчитав паспорта, она потянулась к блоку небольших бланков и оторвала от него требуемое количество.
— Вот, заполните, пожалуйста. По одному на каждого ребенка.
Взглянув на бланки, я пришел в ужас от количества клеточек, которые нужно было пометить или заполнить.
— Слушай, Китсо, как думаешь, сможешь заполнить один?
Он с воодушевлением изучил полоску бумаги и затем нахмурился. Пожав плечами, взглянул на меня и покачал головой, смущенно улыбаясь.
— Да, я понимаю, это слишком трудно.
Он кивнул, снова улыбнулся и прошептал, прикрывшись ладошкой:
— Слишком сложно для Китсо!
Элизабет вывела детей наружу, и они уселись под деревьями. Через открытое окно таможни до меня донеслась песня, которую мои подопечные совсем недавно разучивали с учительницей музыки, миссис Сичилонго. Пели они хорошо, хотя и каждый несколько на свой лад. По крайней мере, моя задача несколько облегчилась.
Проставление галочек и занесение данных напомнило мне одну из сторон преподавания в Великобритании, которую я более всего ненавидел — помимо, конечно же, выставления оценок, это уж само собой разумеется. Составление отчетов было периодически обрушивавшейся на меня напастью. А поскольку все отчеты необходимо было писать на одном и том же листке, то и не было никакой возможности заниматься этим дома. Каждый бланк, строго упорядоченный директором, приходилось передавать от одного учителя другому. И мы жили в постоянном страхе допустить ошибку, ибо, случись оная, весь процесс пришлось бы начинать сначала.
Однажды, когда я преподавал в школе-интернате, меня отправили на курсы повышения квалификации (что именно мне надо было повышать, уж не помню) в Лондон, откуда я должен был вернуться вечером за день до окончания четверти. Я опрометчиво согласился написать свои отчеты последним, по возвращении. Весьма удачно — или неудачно, это как посмотреть, — окончание курсов совпало с днем рождения одного моего друга, который отмечался в миленьком итальянском ресторанчике на Эдгвар-роуд. Празднество полнилось шутками, и вся наша пуританская скованность исчезла так же быстро, как и первый десяток бутылок кьянти. В кои-то веки у меня хватило благоразумия забронировать место на поезд, отходивший в 21.45 с вокзала Паддингтон, находившегося всего лишь в нескольких сотнях ярдов от нашей вечеринки.
Нечто под названием граппа (после этого я употреблял сей напиток лишь раз, да и то по ошибке, и его вообще лучше использовать для полировки антикварной мебели) появилось весьма некстати, однако в конце концов я все-таки оказался в следующем в западном направлении поезде. Когда мне удалось добраться до главной улицы нашего городка и пройти через школьные ворота, я полностью сосредоточился на весьма извилистом курсе до кровати, утешая себя мыслью, что конечный пункт путешествия совсем уже близок.