Год в Ботсване
Шрифт:
Однако после первого же урока с Ботле, Глори, Кортни, Блессингсом, Олобогенг, Долли, Хэппи, Китсо, Скайи, Китти, Хакимом, Стеллой, маленьким китайцем Ху и Артуром и мне, и моим новым ученикам уже нечего было бояться. Остаток четверти, проведенный в их компании, обернулся чистейшим удовольствием и приключением во много тысяч миль, я уже не говорю о захватывающих футбольных матчах, о которых мы будем долго помнить.
Глава 9
Рождение мистера Манго
Целый водопад слез хлынул, когда для миссис Джонсон все-таки настало время попрощаться со своими учениками. Джейни, конечно же, была весьма тронута, и ее собственные глаза тоже увлажнились, но, к несчастью, слезы учительницы (так заразна бывает зевота) лишь способствовали
Долли, которая, как мне стало ясно, являлась главарем шайки — она была чуток повыше и постарше остальных, — устроила настоящий спектакль, впечатливший бы любого голливудского режиссера второсортных лент, и все дети, последовав ее примеру, исторгли такие вопли муки, что мне пришлось ретироваться в нашу маленькую учительскую. Наконец Грэхем довольно бесцеремонно затолкал свою женушку в машину и повез в аэропорт, оставив безутешных первоклашек за изготовлением залитых слезами открыток вроде «Желаю Вам удачи и надеюсь, что родится мальчик, потому что мальчики лучше!», украшенных огромными ярко-красными сердечками, а в паре случаев чем-то, невообразимо смахивающим на истребитель.
Как бы жестоко это ни звучало, к моему величайшему облегчению, уже к утру следующего понедельника в умах этих шестилеток миссис Джонсон осталась лишь далеким воспоминанием. Однако даже тогда мне пришлось изменить правила. У Джейни была склонность проводить уроки по типу вечеринки — безалкогольной, конечно же: всякий, кому вдруг захотелось поговорить о чем-то, по его мнению, интересном с кем-нибудь другим, мог просто встать из-за своей парты, подойти и поговорить. Естественно, поначалу этим «кем-нибудь другим» оказывался я.
Поэтому-то в первый день, лишь только мы расселись, чтобы потрудиться над сложением и вычитанием, в течение трех-четырех минут все стулья в классе, за исключением моего, оказались пустыми, а ученики собрались у моего стола. Кажется, единственное, что не обсуждалось в последовавшем за этим разговором, была сама математика. Социальное происхождение детей было весьма различным, и в этой маленькой школе они оказались вместе благодаря выбранной ими — или, во всяком случае, их родителями — конфессии христианской веры. Практически мгновенно я был буквально засыпан сведениями об их жизни и потерялся под шквалом вопросов о себе.
— У нас живут две большие собаки. Их зовут Кгоси и Тсала. Это означает «Король» и «Друг». Мы назвали Друга Другом, потому что он очень дружелюбный, и мы назвали Кгоси Кгоси… Вообще-то, я и сам не знаю почему… Но все равно, ррэ, когда им можно прийти в школу?
— Что ж, нам надо будет подумать об этом. Говоришь, они большие?
— Вам кто больше нравится, лошадиная антилопа, канна или куду?
— Даже не знаю… Ка… Как ты ее назвал?
— Канна, ррэ. Она очень большая, но мой папа говорит, что лошадиная антилопа самая красивая.
— А откуда вы приехали? Моя тетушка живет в Штатах. Когда-нибудь мы поедем туда и я познакомлюсь со своими двоюродными сестрами. А вы бывали в Штатах, ррэ? Я видела фотографии. Моя тетя живет в Санта-Барбаре в кондоме.
— В кондоминиуме? Ты ведь имела в виду кондоминиум, да? Я был в Соединенных Штатах, но не в Санта…
— Поехали к нам на пастбище, ррэ. Мы всегда туда ездим и живем у моего дедушки. Это лучше Штатов. У него много-много коров. Некоторые называются брахманами. У нас много маленьких домиков. В одном поселим вас. И отличное boma — знаете, что это такое? Еда, очень вкусная еда.
— Посмотрите, что мама приготовила мне на обед! Замечательные бутерброды. Этот с вареньем. Вот! Этот с колбасой. А этот с вареньем и колбасой. А ну отдай! Ррэ, Блессингс отнял у меня бутерброд!
— Я отдал его назад, ррэ. Очень мне нужно!
— Он откусил от него кусочек. Смотрите, ррэ!
Раздался вопль негодования, но затем акт насилия был предан забвению, и последовал спокойный вдумчивый вопрос:
— Ррэ, а куда подевались ваши волосы?
На мой стул взгромоздились две синие сандалии.
— Смотрите, у него голова блестящая на макушке!
— Правильно, и хватит об этом. Так, а теперь давайте все…
После того как я громким и в должной мере твердым тоном отдал указание всем вернуться на свои места, порядок немедленно и совершенно сверхъестественным образом был восстановлен. Я подмигнул, и ребятишки тоже в ответ мне улыбнулись. Бросив взгляд в угол, я заметил теплую одобрительную улыбку Элизабет, дружески помахивавшей школьной деревянной линейкой.
То, что, насколько мне известно, корректно именуется «классной динамикой», всегда меня увлекало. Возможно, нечто подобное наличествует во всех человеческих организациях, но нигде она не выражается столь явно, как в школе. В течение нескольких дней мне стало понятно, какую роль играет каждый ребенок. Долли, как я уже выяснил, возвела себя в должность классного оратора, типа деятеля профсоюза, осуществляющего посредничество между рабочими и администрацией. Именно она информировала меня, одобряет ли класс какую-то конкретную задачу или же — случалось и такое — нет. На любую мою оплошность — позабыл вручить кому-то золотую звездочку, неумышленно задержал их, когда все другие дети уже побежали играть на перемене, или же не раздал в конце недели конфеты достойным кандидатам — неизменно обращалось внимание. Скайи, Глори, Китти и Стелла были ее подругами, но также и поклонницами. Стоило Долли прийти на занятия с лентой в волосах, как на следующий день четыре девочки приходили с такими же. Если Долли хотела играть во что-то, им хотелось заняться тем же. По отдельности девочки были смышлеными и покладистыми, как группа же они были весьма сплоченными. Естественно — и я был бы разочарован, не окажись оно так, — имелся в классе и кружок мальчиков, потенциальных нарушителей дисциплины. В отличие от девочек, явного главаря у них как будто не было: решения принимались самым демократичным образом тем или иным мальчиком, пока всем остальным не надоедало обращать на него внимание. Кортни, Блессингс, Хэппи, Ботле и Хаким были закадычными друзьями. Большую часть своего времени они проводили в грезах о приключениях, в которые планировали отправиться, — тут уж не обходилось без подвигов, неимоверной храбрости, охоты, открытий, завоеваний и более всего, конечно же, убийств злодеев. Хотя мальчишки никогда этого и не говорили, но, думается мне, они втайне радовались, что их учителем стал мужчина, ибо им уже поднадоело выпекать пироги да мастерить украшения из салфеток. Нет надобности говорить, что эта компания с ума сходила по футболу.
Как это всегда бывает, имелось у нас в классе и несколько детей, которых совершенно не влекло в какие-либо группировки. Я неизменно особенно близко солидаризуюсь с теми, кто не придает значения категоризации и не то чтобы совсем непопулярен — чаще как раз наоборот, — но готов и счастлив идти своим собственным путем и получает от этого удовлетворение. Китсо и Артур вполне довольствовались тем, что увлеченно учились. Китсо проявлял необычайные и порой даже обескураживающие способности в математике, вплоть до того, что по дороге домой я вынужден был освежать в машине свои знания таблицы умножения. Артур же более всего был счастлив, когда мог улечься на живот на ковер в библиотеке и перелистывать страница за страницей иллюстрированные книжки с фантастическими сказками о магии и чародействе. Частенько он и сам рисовал небольшие картинки, обычно рядышком с математическими задачками. Возможно, этот сказочный мир давал ему возможность вырваться из-под гнета семейной жизни, где дела на тот момент несомненно обстояли не лучшим образом.
Олобогенг, появившаяся лишь в середине прошлой четверти и большую часть своей жизни прожившая в столице Ботсваны, Габороне, была тихой, но неуступчивой девочкой. Я ощущал ее беспокойство, когда она наблюдала за более общительными детьми, — сама Олобогенг была слишком замкнута. Она единственная из всех детей требовала от меня проявления максимального терпения и тактичности, когда я вводил ее в наш мир.
Ху, совсем крохотный мальчик, чьи родители принадлежали к многочисленной китайской диаспоре и держали универсальный магазин на главной улице Касане, доставлял мне массу неудобств, ибо практически не говорил на английском. К тому же именно он поспособствовал тому, что я в тот самый первый день получил необычное прозвище.