Год Ворона
Шрифт:
Вообще, редко удается сработать так красиво и эффектно, как сейчас. Хорошо вышло, прямо, как в кино. И главное - эффект именно таков, как я и задумывал. Порешить носорога можно было, конечно, и не так понтово, но здесь главное требование, как для голливудского режиссера - правильное воздействие на благодарную публику. А оно, то есть воздействие, налицо.
Все вокруг цепенеют. Перепуганные охранники смотрят на меня с таким ужасом, будто я материализовавшийся из воздуха Фредди Крюгер. Кто-то шумно портит воздух... Ну что, кто не спрятался, я не виноват. Носок ботинка с размаху въезжает водителю в пах. Тот начинает складываться
Выдергиваю из-за спины ПБ. Хлопок. Парень хватается за простреленную ногу и падает на землю. Похоже, он не только тормознутый, но и чем-то обдолбаный. Только под кумаром можно так наплевать на рану.
Ну куда ты руки тянешь, придурок?! Теперь у тебя и плечо прострелено...
Третий сторож подпрыгивает и, буквально развернувшись в воздухе, пытается удрать. Догоняю в два прыжка. Кулаком по затылку, и чечен кувырком летит на землю. Мы не в фильме, чтобы полчаса мудохаться!
Слышу приближающий лай. Ну, говорю же, дурные псины! Кавказец бы по-пластунски подбирался, чтобы в горло вцепиться, причем молча. Из-за угла с ревом вылетают три стаффа. Облаивать подходы к территории они не станут, но незнакомца могут порвать на раз. Пистолет дергается в руке. Шлеп-шлеп-шлеп. Простите, звери, вы тут точно ни при чем. Но мне моя жопа нужна не порванной в лохмоты. Она-то у меня своя личная, не казенная.
Теперь немного потаскаем тяжести...
Труп, из которого уже ничего не течет, валяется на полу в сторожке, указывая четким следом содержимого головы, каким именно путем я тащил жмура. Трое еще живых вайнахов, таращась, будто обосравшиеся собаки, сидят вокруг, примотанные скотчем к стульям. Немного пришли в себя и, судя по мордам, явно желают мне скорой и мучительной смерти.
На деревянном столе, застеленном грязной клеенкой, аккуратным рядком выложено трофейное оружие - газовики, разболтанные ножи-бабочки, пара кастетов и прочий хлам, годный только пугать пацанов в деревнях. Начинаю чувствовать себя заправским бандитом с большой дороги, поскольку мой запас снаряжения и оружия пополняется главным образом отъемом у владельцев. Снимаю перчатку и пробую пальцем лезвие - клинки туповаты, не точены. Сколько раз уже замечал - в массе своей кавказцы холодняком помахать любят, а вот ножевой культуры у них совсем нет.
В сарайчике среди метл и лопат скулит запертая селянка. Ей-то ничего не грозит, но, скажу честно, после такого представления на ее месте тоже бы поскуливал. Ну то пущай. Будет в следующий раз думать, к кому садиться.
Надеваю перчатку, оценивающе смотрю на клиентов. Те по-прежнему пытаются хорохориться, но на свежий труп под ногами изредка косятся. Коситесь-коситесь. Как работать с вами, я знаю. Опыт есть. Главное, без ненужного гуманизма и с учетом национальной специфики.
Начинаю со старого знакомого. Отлепляю скотч с пасти, тычком в ухо пресекаю матерную тираду. Он корчит страшную рожу, но орать прекращает.
– Поговорим?
– Нафуй пошел, билять, урус ипанный! Я маму твою ипал!..
– Да, и мой дом труба шатал. Ну, как скажешь, - пожимаю плечами и захожу крикуну за спину. Не стоит портить зрелище остальным. Водитель продолжает изрыгать потоки брани. Я киваю и беру со стола один
– Это тебе за маму, и за трубу тоже.
Тут главное - не ужасная физиономия или дикие вопли палача, а образ страшной неумолимости. Давным-давно сказано и писано умными людьми, что человека с менталитетом крестьянина больше всего пугает именно несуетливая, расчетливая жестокость бездушного механизма. А эти козлое... то есть козлопасы - как раз те самые "крестьяне", в плохом смысле слова. Дети гор...
Кожа долю секунды сопротивляется тупому клинку, но я и не спешу. Хорошо, что здесь звукоизоляция на совесть сделана. Видать, чтобы шумные забавы не афишировать. Крик от боли и удивления переходит в хриплые булькающие вопли. Сейчас ему уже совсем не весело. Да и его коллегам по несчастью - тоже.
Хоть я и стараюсь быть максимально отстраненным и собранным, но темная волна ярости буквально захлестывает разум. Вот тебе, тварь поганая, за все, что ты в своей паскудной жизни наделал. На государевой службе не удалось встретиться, как положено, ну хоть так справедливость восстановлю.
Хорошо хоть Мила не видит, что может сотворить ее спаситель и защитник. Есть вещи, которые детям не только видеть - знать не следует.
А вот этого не надо! Выдумал тоже мне, блевать с заткнутым ртом, соседушка! Не нравится, когда вашему глотку перепиливают?!
Сдергиваю с щетинистой морды липкую ленту и отскакиваю в сторону. Кислая струя бьет под ноги. Надо же, нежный какой...
– Как зовут?
– железо куют горячим, а языка допрашивают, пока пребывает в расстроенных чувствах. Этот, судя по безумному взгляду, расстроен самым правильным образом.
– Ру-рустам...
– лепечет моментально растерявший наглость джигит.
Ну вот и славно, отвечает, уже легче и веселее.
– Рустам, а расскажи, где то, что мне нужно?
– Не знаю... Не знаю!
Cторожа я изначально считал расходным материалом, поэтому на его незнание не обиделся. И ушел второй абрек в край нетронутых овец легко и безболезненно. Относительно, конечно.
Последний оставшийся в живых, судя по судорожно дергающемуся кадыку, расширенным от ужаса глазам и мокрым штанам, вполне готов к откровенному, вдумчивому мужскому разговору. Поговорим, для того и жив еще.
Скотч отрывается со смачным "хляяп". Чеченец дергается от боли, но грозиться всевозможными карами не спешит. То ли умный и понимает, что бесполезно орать. То ли настолько меня боится, что язык проглотил. Надеюсь, что первый вариант...
– Нэ убивай, все скажу, брат! Все-все скажу!
– говорит быстро, захлебываясь, но умеренно тихо и без брани. Значит, соображалка работает, готов к диалогу.
Усаживаюсь на стол.
– Ну?
– Сам Джамаль прыезжал!
– Который именно?
– туманно уточняю я, пытаясь вспомнить, не проскальзывало это имя по ориентировкам.
– Амир! Полевой командир!
– торопливо поясняет собеседник.
– С муджахедами приехал. С ними еще русский был. Не воин, нет! Инженер какой-то! Нас всех выгнали, сказали, что так надо! Завод оцепили, нас не пускали! Потом американский грузовик пригнали, он сегодня ночью уехал! И Джамаль с муджахедами уехал!
– Куда уехали?
– Не знаю, не говорили они!
Очевидно, сообразив, что, став неинтересным собеседником, он тоже получит ножом по горлу, бледный и потный от страха чеченец добавляет: