Год зеро
Шрифт:
— На заднем дворе? Да мы уже на полпути в никуда.
— Ты знаешь, о чем я. Сам поднял шумиху в прессе, дав на прошлой неделе интервью той женщине из «Двадцать дробь двадцать». А ведь мог бы сфокусировать ее внимание на исследовании этого средиземноморского вируса и сделать из нас героев. Ты же вместо этого завел беседу об эволюции. Что значит: мутация есть Божий замысел? И с какой стати ты вдруг выбрал это ранчо в пустыне вместо того, чтобы поселить людей в Лос-Аламосе, где элементарно безопасней?
Еще вчера Эббот видел секретные отчеты Агентства национальной безопасности, в которых рекомендовалось немедленно закрыть границы США на трехмесячный срок. Это будет драконовская мера: ни воздушных, ни морских, ни сухопутных переездов, никаких транспортировок грузов, деловых путешествий в Париж и обратно или пасхальных каникул в Канкуне — на все это ожидалась директива президента. Политиканы и бюрократы будут ставить препоны до самого Судного дня. Экономика рухнет. Президент колебался. Но эпидемия ящура и коровье бешенство в Европе несколько лет назад, а совсем недавно схватка Америки с сибирской язвой оказались своевременными уроками, многому научив власти. Президент был близок к подписанию директивы. В настоящее время, однако, нет смысла сеять в народе панику. На самых верхах пришли к соглашению: пока работаем, как прежде. Элис, в отличие от Эббота, не входила в узкий круг посвященных.
— Средиземноморская вспышка эпидемии в тысячах километров от большинства американцев. Кроме того, европейцы справляются с ней. Нас это пока не касается. Мы живем в свободной стране, Элис, — вот о чем я хотел заявить. И наука все еще неотъемлемая часть жизни.
— И чтобы доказать это, ты подверг всех нас риску. Нам крупно повезло.
Она его все-таки уела. В некотором смысле эти люди были в его власти — от биологов до астрономов, от экспертов по робототехнике до охотников за бабочками. Занимая трон Царя науки, как его величали, Эббот опекал ученых, подкармливая фондами, которые волшебным образом вытягивал у Конгресса, корпораций и истинных адептов своей веры. Он давал им кров, защищал своим Моисеевым авторитетом, нанимал адвокатов по темным делам и специалистов по пиару. Он приспосабливал их исследования к своим грандиозным планам. Награждал за гениальность, не исключая даже выходцев из других стран, которых затянуло на его орбиту, послов науки, прибывших в его империю. И он чувствовал вину перед толпой. Он их властелин, и его работа — защищать каждого из них. Элис права. Вместо пейнтбольных шариков могли прилететь пули.
— Обожаю этот утренний час, — неожиданно заявила Элис, и Эббот взглянул на нее.
Элис делала вид, что смотрит в окно, покрытое пленкой разбитых яиц и слюны. Толпа напугала ее. Сейчас ей хотелось поскорее начать новый день.
За эти годы Эббот, как, впрочем, и Элис, не раз пытался объяснить себе, почему они так и не поженились в юности. Если б ты тогда сказал то или сделал это, говорили бывало они. Но свадьба так и не состоялась. Они шли каждый своей дорогой: находили спутников жизни, создавали семьи, теряли супругов. Смерть забрала у Элис мужа Виктора шесть месяцев назад, едва не прихватив и ее саму. Хирурги подлатали разбитое сердце, но она все еще была слаба.
Эббот, расчувствовавшись, хотел взять Элис за руку, задержать в своей, не для того, чтобы оправдаться или утешить ее, а просто напомнить им обоим, как все могло быть… Но не стал. Если бы они были моложе и будь от этого толк… Однако в брак ни один из них теперь уже не вступит.
Автобус свернул и направился к вершине холма. Они проехали через Лос-Аламос. Простенькие, непритязательные дома и зеленый парк — типичный американский городок 1970-х годов с населением, занятым на предприятии одной компании. Род ее деятельности звучал просто и понятно: Большая наука.
Они остановились у моста через каньон с отвесными склонами. Обычно автобус без остановок шел дальше, в исследовательский комплекс. Однако после демонстрации на выезде из ранчо Энкантадо в это утро здесь их встречали вооруженные до зубов солдаты. Офицер с планшет-блокнотом забрался в автобус и направился по проходу туда, где сидели Эббот и Голдинг. Элис будто заранее знала, в каком именно месте подписать ему документ. Офицер сказал: «Благодарю, мэм» — и принялся раздавать электронные пропуска и дозиметры. Солдаты дали знак водителю автобуса проезжать через временную баррикаду. Когда пересекли мост, напряжение спало. Вид пулеметов на «хаммерах» для многих ученых был в новинку. Они отнеслись к электронным пропускам и радиационным биркам как к билетам в тематический парк Джеймса Бонда.
Территория лаборатории занимала около двадцати квадратных миль, разбитых на технические зоны — корпуса с исследовательским оборудованием и офисные строения. В пятидесятые, когда люди были напуганы фильмами «Годзилла» и «Капля», Комиссии по атомной энергии США было поручено исследовать мутации, вызываемые ионизирующим излучением. Уж если правительство собиралось сбрасывать водородные бомбы или строить ядерные реакторы, требовалось изучить последствия. Со временем комплекс прошел своего рода модернизацию. Комиссия по атомной энергии стала министерством энергетики. Лос-Аламос перешел под крыло администрации Калифорнийского университета. Генетические исследования трансформировались в проект «Геном человека». И теперь Элис Голдинг и Пол Эббот, два бывших участника антивоенной демонстрации, управляли едва ли не всеми аспектами жизни и деятельности родины водородной бомбы.
Они въехали на пустую парковку перед недавно отстроенным зданием — на вывеске значилось: «Лаборатория Альфа». Автобус остановился. Одинокая скрюченная фигура в кресле-каталке встречала их. Человек в коляске был похож на искалеченного пилота истребителя: его кресло — настоящая кабина самолета, ощетинившаяся сложными техническими устройствами, рычагами управления и встроенным компьютерным терминалом.
— Кавендиш, — прошипел один из пассажиров.
— Черный принц, — подхватил кто-то.
Именно таким его запомнил Эббот на слушаниях комиссии в Вашингтоне два или три года назад. Ни пуговки — высокий, вплотную к шее воротник. Дешевые мокасины. Гладко выбритый маленький подбородок.
Основанием для первого слушания в Конгрессе стало печально известное «мясное дерево» Кавендиша. Спонсируемый компанией «Бюргер Кинг», Кавендиш трудился в частной лаборатории в Небраске и каким-то чудом явил на свет стадо безголовых коров. В действительности головы у них присутствовали, но генетически «обнуленные», очищенные от всего «лишнего»: крохотная оболочка из кости с двумя отверстиями — одно для дыхания, другое для приема пищи. Он исключил из проекта, то есть удалил у животных глаза, уши, челюсти и рога — все избыточное для рудиментарного состояния. Чисто технически каждое животное обладало мозгом: комочек мозгового ствола управлял работой легких и органов пищеварения.
До того времени никто не слыхал об Эдварде Кавендише. В мгновение ока все изменилось. Проигнорировав традиционные для мира науки публикации, он вывалил эту историю прямо на свет божий. От его фотографий мир испытал настоящий шок. «Мясные деревья» — так окрестил Кавендиш свои творения. Он привел внушительный перечень способов их использования. Животные могут послужить дешевым источником белковой пищи для стран третьего мира. Размещенные на специальных фермах, эти клоны позволят сохранить влажные тропические леса и вернуть пастбищные земли Америки бизонам. А поскольку коровы-мутанты рождаются в состоянии комы, подчеркнул Кавендиш, они абсолютно не испытывают боли во время «сбора урожая». Они не обладают сознанием, лишены «души животных», поэтому даже вегетарианцы могут есть их без угрызений совести.