Год зеро
Шрифт:
— Ну ладно, поглядим, что у вас получится, — сказал капитан и ушел.
Натан Ли прошелся вдоль ряда мониторов, осваиваясь. Он сопоставил их со своими записями: один клон следовал за другим. На бумаге каждый был помечен как «зуб», «череп» или «деревянная щепка». На экране они выглядели не многим больше — осколки человечества, успевшие состариться за свои короткие жизни. На телах многих были багровые хирургические шрамы, удивившие его. Что с ними делали в Южном секторе? Клоны скорее напоминали пациентов онкологического отделения, чем заключенных. Двигались они замедленно. Чувствовалось, как им больно.
— Да уж, — сказал один из охранников. — Южный сектор для них настоящий ад.
— А с этим что? — спросил Натан Ли.
У клона шрамы покрывали едва не все тело, отсутствовала часть уха. Лицо напоминало скверно заштопанный бейсбольный мяч.
— Беглец, — ответил второй охранник. — Дал деру прошлой зимой. Напоролся на колючую проволоку, запутался в ней, но бился, пока не вырвался. И после этого еще прошел полпути до Рио-Гранде. Его преследователи рассказывали, что как будто шли по следу дырявой бочки с краской. Он чуть не умер от потери крови и переохлаждения. А взяли его в какой-то пещере на дне каньона. Считается теперь у нас особо опасным. Ни один ученый не хочет с ним работать. В общем, Миранда добавила его в свою коллекцию.
— Как долго уже они здесь?
— Первого Миранда спасла пять месяцев назад.
У каждого клона был вытатуирован идентификационный номер на затылке и пояснице. Традиция давать клички подопытным животным, будь то слизняк или шимпанзе, была такой же древней, как и сами исследования. И у охраны для клонов имелись свои прозвища: лысый парень — Бильярдный шар; два кататоника — Брюква и Капуста; Торчок — клон с приапизмом; Дурик — клон с нервным тиком; Джонни Ангел — голубоглазый красавчик-клон.
— Они говорят?
— Гикают, воют, бормочут, орут. Один все пел. Его увезли.
— Могу я посмотреть их досье?
— Да сколько угодно. — Охранник показал на архивные шкафчики.
Вместо биографий в каждом хранились исследовательские отчеты — по большей части зашифрованные, иногда с вымаранными фрагментами текста. В этом было что-то зловещее. Миранда права: лаборатории, существовавшие под крышей Главной, смертельно враждовали. На краю гибели ученые, словно забыв, что борются и за собственное выживание, скрывали свою работу. При этом их эксперименты оставляли следы на телах испытуемых. Некоторые клоны остались в живых, пройдя четыре или пять лабораторий и лишь после этого вернувшись под крыло своего создателя. Ни один из них не обладал настоящим именем. Никто не выявил знания о прежней жизни.
Натан Ли разложил папки с данными перед соответствующими экранами. Он хотел начать с нуля, стереть их номера, вернуться в прошлое, взглянуть на них — какими те были две тысячи лет назад.
Это была медленная, на грани отчаяния, работа. Часами он ждал малейшего движения или звука хотя бы на одном экране. Распорядок дня клонов был построен вокруг еды и гигиенических процедур. Свою неволю они коротали в снах. Натану Ли было понятно их оцепенение. Он поступал точно так же, пока тюрьма не предстала перед ним в образе дворца. Возвращаясь в прошлое, он восстанавливал себя.
Охранники интересовались его работой лишь потому, что умирали от скуки. Когда они не были заняты имитацией игры на гитаре при помощи аптечной резинки или составлением цепочек из скрепок для бумаги, они по просьбе Натана Ли, если тот выходил, записывали на магнитофон события. Таковым могло называться что угодно: бормотание, крик… и вдруг на третий день — имя.
— Вот, — сказал Натан Ли, вновь воспроизводя запись. Он поставил громкость на максимум. — Сейчас слышно?
Он не стал повторять имя, желая сделать охранников сопричастными его открытию, воспользоваться их помощью в наблюдениях. Но для них клоны были немногим выше растений. Натан Ли хотел как-то переубедить их. Отец учил его: нет другого пути к вершине горы. Они сами должны прийти к пониманию.
— Исаия? — нахмурился один из охранников.
— Он что, правда сказал «Исаия»? — прошептал его партнер с именем Джо на бейджике. — Как в Библии?
— Да, — ответил Натан Ли.
Оба словно онемели. Кости могут говорить. У номеров есть имена. Как с недоверием подметил Джо, — святые имена.
— Я минут через пять вернусь, — сказал им Натан Ли. — Послушайте еще, ладно?
Он бросился в Некроархив, порылся в ящиках, затем кинулся обратно. Вернувшись в мониторный зал, Натан Ли выложил перед охранниками пяточную кость. Сбоку в ней торчал гвоздь.
— Исаия, — сказал он.
Казалось бы, мелочь. В камере из нержавеющей стеши через две тысячи лет безымянный мужчина вспомнил свое имя. Но теперь охранники поняли: «Год зеро» только что приоткрыл дверь для любого, у кого хватит духу войти.
20
КОСТЕР
10 августа
Руководители, едва попав в зал заседаний совета, принялись угощаться пончиками «Криспи крем» и разными сортами кофе «Старбакс», спеша воспользоваться еще сохранившимися привилегиями. Миранда заняла свое место за необъятным овальным столом рядом с начальниками других лабораторий: все ждали Кавендиша, который их срочно вызвал. Что случилось — никто не знал. Из его офиса поступил приказ: всем собраться через двадцать минут.
На стены торопливо пришпиливали карты и диаграммы. Синей пустотой светился большой экран видеопроектора. Миранда посмотрела в окно на маячивший вдалеке массив плато Пахарито — остатки огромного древнего вулкана, на котором другие, размером много меньше вулканы впоследствии проснулись, вскипели и умерли. Его геологическое происхождение легло в основание мифологии всего этого места: гигантская гора, породившая все малые горы, подобно Главной лаборатории, создавшей рой мелких, колоссальная мощь истории и науки, остывающей и обращающейся в камень.