Год зеро
Шрифт:
— Надежды? — переспросил Натан Ли.
— Даже пригвожденные к дереву, усыхая заживо на солнце, они держались за свои упования. Говорили о будущем. О своих планах. Как соберут урожай и построят новую комнату в доме. Какими красивыми вырастут их дочери. Целыми днями я беседовал с ними. Когда они приближались к порогу смерти, я вставал на камень и смотрел им в глаза.
Бен поднял палец вверх, удерживая его в нескольких дюймах от лица. И остановил на нем взгляд.
— Спал в могилах, — пробормотал на английском Иззи. — Шатался среди осужденных. И на дармовщинку набирался у них опыта умирания.
— Пусть говорит, — сказал Натан Ли.
— Вам не доводилось провожать человека, распятого на кресте? — спросил Бен.
— Как это? — не понял Натан Ли.
В этот момент прогоревшее полено обрушило другие, выплеснув сноп искр. Жар костра резко спал. И сразу же они ощутили мрак и холод, лизавший спины. Подбросили дров. Натан Ли встал на четвереньки, вытянул в трубочку губы и принялся раздувать костер. Вспыхнуло пламя, и снова стало тепло. Натан Ли вернулся на свое место у края ямы. Бен опустился на корточки там, где сидел прежде. Прошло еще несколько минут, и он заговорил вновь.
— Это словно смотреть, как разводят костер.
Он обладал даром рассказчика заимствовать образы у того, что оказывалось под рукой, в данном случае — у костра.
— Путешествие человека на кресте. Поначалу дым ест глаза. Затем жар, и появляется свет. Под конец дым рассеивается.
— Не понимаю, — сказал Натан Ли.
— Сначала ты сопротивляешься, — пояснил Бен. — Борешься. И это продолжается очень долго. Но когда уже близок конец, в стене боли возникают бреши. Приходит ясность. После всей этой жестокости — покой. Так приходит Бог.
— И это ты видел в их глазах?
— Да, как в глазах новорожденного младенца. Видел Бога.
Высоко на дереве они услышали шорох. Это была птица, запутавшаяся в тенетах Иоава. Закуска Богу на утро.
— Эти умирающие, — спросил Натан Ли, — что они думали о тебе?
— Некоторые проклинали. Другие молили остаться. На кресте невыносимо одиноко. Они называли меня по-разному. В их умах я был и другом, и врагом. Я был и Божьим слугой, и дьяволом. Они называли меня братом, и сыном, и отцом, и «руу-бии».
— Таким ты себя видел? Учителем?
— Нет. Я был учеником. А они — моими учителями.
— Ты был там, чтобы спасти их? — поинтересовался Натан Ли.
— Некоторые спрашивали меня то же самое.
— Тогда зачем ты мучил их?
— А зачем вы мучаете нас?
В тоне Бена не был враждебности. Лишь проницательный ум.
«Он знает, кто мы», — подумал Натан Ли.
— Чтобы узнать вас.
Бен улыбнулся — жуткая гримаса:
— Да ведь мы остались такими же: ищем связующую нить — ту, что соединяет царей и воров, младенцев и умирающих.
Бен поводил палкой сквозь пламя, как будто выводя древние слова.
— А солдаты не прогоняли тебя? — спросил Натан Ли.
— Иногда. Большинство были рады мне. Им ведь тоже было одиноко там. Они служили на чужбине, вдали от дома. Кто-то из них жаждал похвалиться своей жестокостью. Или милосердием. О да, солдатам знакомо сострадание! За плату они могли смешать желчь с водой или дать напитанную ядом губку на палке. Некоторые делали это бесплатно. Иногда ломали распятому ноги, чтобы не затягивать пытку. Или подрезали коленные связки ножом. — Взмахом палки перед коленом Натана Ли Бен продемонстрировал, как это делалось. — После этого опираться осужденным было не на что. Через час наступал конец. Зато их избавляли от еще многих мучительных дней и ночей.
— А ты оказывал подобные милости умирающим? — спросил Натан Ли. — Желчь. Нож…
Что это было? Признание, исповедь? Был ли он убивающим ангелом?
В неровном свете костра казалось, будто шрамы ползут по лицу Бена.
— Нет. Я боялся. Вместо них солдаты могли меня самого повесить на крест. Эти тела являлись собственностью императора.
— Может, ты помогал хоронить их?
— Нет. Их оставляли висеть. Или стягивали и бросали в каменоломни на съедение птицам и зверью. Даже их имена сжирались.
— Но ведь некоторых хоронили.
— Единицы. Помню одного. Его семья подкупила солдат. В ту же ночь тело сняли. Они торопились. Надо было успеть выкопать труп раба и повесить на место казненного, иначе солдат самих бы распяли. Я тогда был совсем новичком на Голгофе. И пришел в ужас. Это казалось несправедливым: беднякам, даже мертвым, не было места в этом мире.
Заговорил Иззи:
— А знал ли ты человека, которого называли «м-шии-хаа»?
Натан Ли был удивлен и внезапностью вопроса, и серьезностью Иззи. Затем до него дошло, что тот ставит ловушку.
— Да, — ответил Бен.
— Ты видел его?
— Мессий было много…
Иззи облегченно рассмеялся. Бен как будто не обиделся. Наоборот, его удивило веселье Иззи.
— Что с тобой произошло под конец проведенного на Голгофе года? — спросил Натан Ли.
— Ушел.
— И потом вернулся.
— Не ранее чем минуло десять лет.
— Зачем вообще было возвращаться на это место?
— В самом деле, зачем? — проговорил Бен.
Он провел рукой поверх пламени.
Натан Ли глянул на Иззи. По выражению лица переводчика было видно, что он не верит в этот вздор про мессий. Бен отмалчивался добрую минуту. Натан Ли не торопил его. Пусть рассказ идет своим чередом. Но он тоже не верил.
Наконец Бен продолжил:
— Я вновь ушел странствовать. Думал, что больше никогда не вернусь в Иерусалим. Но земля словно сжалась. Тропа моя описала круг. Не знаю, как это произошло. Глаза были широко раскрыты. Ноги слушались меня. Тем не менее однажды я вновь очутился там. На этот раз и для меня нашлось дерево.