Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды
Шрифт:
Понятно, что мне и теперь захотелось поподробнее узнать о человеке, который будет работать рядом со мной и который, по словам шофера, умеет «добираться до нутра».
А шофер продолжал:
— Вот, к примеру, с «шайбой» этой. Вызывает он меня в субботу — недели три назад дело было — и говорит: «Поедешь в поселок. Пивную „шайбу“ знаешь?»
Ну, я смеюсь: кто же про такое дело у нас не знает?.. «Там наших ребят, говорит, много. Под нагрузкой им восемь километров шагать домой трудно. Поедешь часам к двенадцати, остановишься у „шайбы“, народ соберешь и сюда доставишь.
Ну, поехал, остановился у «шайбы». За полночь первый из наших выползает. Ничего, идет на своих, только за стенку слегка держится. По-нашему, по-заполярному, это значит — вроде совсем трезвый. Увидел меня: «Вася, друг, подвези!» «— Пожалте, — говорю. — За вами и прислали, лезьте, уважаемый, в кузов…» Так всех и привез.
Теперь уж знают: как войду — сами в машину лезут. Третью субботу езжу. Поняли расчет?
Признаюсь, крамовского расчета я себе не уяснил.
— При чем тут умение «добираться до нутра»? Ну, послал машину за подгулявшими людьми — эко дело!
— Э-е, нет! — откликнулся на мое замечание шофер. — Тут расчет серьезный. Попробуй оставь наших в поселке с субботы на воскресенье — они и к понедельнику не вернутся на участок. Вот тебе и прогул, и проходка снижается. А тут один рейс, пяти литров бензина не сожжешь, а люди на месте. И гулякам помощь и производству выгода. Понятно?..
Наконец передо мной открылась строительная площадка у подножия горы. На крыльце небольшого дощатого домика сидел человек и курил трубку. Завидев машину, он встал. Шофер посигналил. Человек помахал рукой. Машина остановилась.
2
— Приехали! — сказал шофер, поворачивая ключ зажигания и затягивая ручной тормоз.
Он заглянул в заднее оконце, убедился, что в кузове все в порядке, и выскочил из кабины навстречу медленно приближающемуся человеку с трубкой. Человек этот был в сапогах, брюках военного покроя, голубой сорочке и кожаной куртке, накинутой на плечи. На вид ему можно было дать лет сорок.
Через открытое окно кабины я слышал слова шофера:
— Всех доставил, Николай Николаевич, порядок!
Потом он оглянулся в мою сторону, понизил голос, но все же достаточно громко сказал:
— А этот к вам…
Он не решался назвать меня инженером: вероятно, у меня был не слишком-то солидный вид.
Я вылез из кабины.
Крамов сразу понравился мне. Открытое лицо, светлые волосы. Но больше всего привлекали его глаза — добрые и совершенно синие, как море, каким его рисуют на картинках для детей. Даже голубая рубашка в сравнении с цветом его глаз казалась блеклой.
Крамов не спеша, чуть вразвалку, шел мне навстречу и широко, дружелюбно улыбался.
Теперь всякая неловкость исчезла. Я сказал, протягивая Крамову руку:
— Инженер Арефьев. Назначен на восточный участок. Не мог усидеть в поселке до понедельника, приехал к вам. Простите, что так поздно…
Крамов крепко пожал мою руку.
— У нас поздно никогда не бывает, — все с той же улыбкой ответил он. — Солнце спать не ложится, мы тоже. Сейчас
Шофер уже откидывал борт кузова. Я огляделся.
Чувствовалось, что на стройплощадке совсем недавно кипела работа.
По свежеврытым столбам тянулись телефонные провода. Их концы еще не успели подвести к дому, и они болтались в воздухе. У подножия горы чернел туннельный портал, из него выползали рельсы узкоколейки. Укладка рельсов еще не была закончена, они обрывались у края площадки. Тут же, у штабелей заготовленных шпал, торчали воткнутые в насыпь лопаты и ломы.
Справа от портала я увидел одноэтажное деревянное здание барачного типа.
Из машины тем временем выбирались люди. Крамов прислонился к столбу и внимательно наблюдал за выгрузкой.
Я с удивлением заметил, что люди за время пути значительно протрезвели. Даже те, которых грузили в машину «навалом», теперь выбирались из нее без посторонней помощи.
В машине оказалось человек двенадцать-пятнадцать рабочих; все они, проходя мимо Крамова, здоровались с ним.
Одни из них держались робко и виновато, другие громко и независимо кричали:
— Николаю Николаевичу полярный привет!
Или по-шутовски низко кланялись ему.
А Крамов все так же стоял у столба с потухшей трубкой в зубах, кивал головой или бросал добродушно:
— Давай, давай, полярник!..
Наконец все рабочие, пройдя мимо Крамова, скрылись в бараке.
— Ставь машину, Василий, — сказал Николай Николаевич шоферу.
Потом обернулся ко мне.
— Вот и строй коммунизм с такими гавриками, — беззлобно сказал он, показывая трубкой в сторону барака. — Не то что коммунизм, а туннель дай бог построить… Ну, когда прибыл?
Вопрос его прозвучал как-то очень естественно и по-дружески.
Я поспешно ответил ему.
Разговаривая, мы подошли к домику. У крыльца Николай Николаевич чуть подтолкнул меня, пропуская вперед. Я поднялся по ступенькам и через узкие, маленькие сени вошел в комнату. Она сразу показалась мне уютной, обжитой. Простой, добротно сделанный, некрашеный, пахнущий свежим тесом стол стоял у окна, окруженный такими же некрашеными стульями. На столе я увидел подставку для трубок, она поблескивала темным лаком.
Рядом с большим зеркалом висел чертеж, изображающий гору в вертикальном разрезе, и какой-то график, аккуратно вычерченный на листке миллиметровой бумаги.
У стены стояла кровать, застеленная красным одеялом. Над ней висели фотографии — издали я не смог рассмотреть их — и спиннинг в футляре. Пол еще был свеж после мытья.
— Ну вот, теперь погуторим, — весело сказал Крамов. — Садись куда хочешь — на кровать, на стул… Словом, располагайся по-домашнему и рассказывай о себе.
С размаху опустившись на кровать, Крамов вытянул ноги, вытащил из кармана кисет, набил трубку и закурил. Он держал трубку в кулаке, поглаживая ее большим пальцем. Я сел на кровать рядом с пим, и меня сразу охватило чувство покоя. Точно шел-шел по неизведанной дороге, волновался, не знал, что встречу впереди, и наконец укрылся под надежным кровом.