Годы испытаний. Книга 1
Шрифт:
– Ты куда запропал?
– спросил растерянно Миронов,
– А я встретил по пути начальника штаба. Он о тебе беспокоится. Говорит: командир полка второй день не в духе. Как бы ты не попал под горячую руку. И зачем ты связался, Саша, с этим делом? Опоздал… Милиция должна была разыскивать мать потерявшихся детей… Ты был у командира полка?
– Только от него.
Жигуленко, прищурившись, поглядел вдаль.
– Арестом или строгачом отделался?
– Ни того, ни другого.
– Брось ты!… Скрываешь?… Дело твое. К начальнику
– Зайду. Пистолет получу и зайду.
Жигуленко, прищурившись, поглядел на товарища.
– Зачем?
– Командир полка приказал отстрелять в полковом тире и доложить результаты… И, знаешь, комнату нам выделил. Будем жить вместе.
2
Жигуленко вернулся к вечеру расстроенный и усталый.
– Представился?
– Да… Тебе, Саша, повезло, быстро отделался. Что творилось у Канашова! Полно командиров. И все со срочными бумагами. Я насилу протиснулся в кабинет. Выслушал он меня без всякого удовольствия. Нам повезло с комнатой: накануне нашего приезда один младший лейтенант уволился в запас по болезни. У меня, знаешь, такое впечатление: Канашов хитрый мужик. Себе на уме.
Миронов не согласился и постарался изменить разговор.
– Знаешь, Женя, у него в кабинете, когда я представлялся, наверное, дочь была.
– Красивая?
– Да-а, интересная…
Жигуленко вынул из нагрудного кармана фотографию красивой девушки с пышной короной светлых волос.
– Хороша?… Балерина… Миронов взглянул мельком.
– Хороша, но дочь подполковника лучше.
– Брось выдумывать!
Саша молча подошел к окну. Мягко-оранжевая полоса заката бледнела, переходя в зеленоватый свет. Сгущались сумерки.
– Пойдем отстреляемся, - предложил Миронов.
– Пошли, снайпер, коль хочешь отличиться…
Когда Жигуленко первым, а Миронов следом вошли в кабинет командира полка, у него на столе горела настольная лампа с зеленым абажуром, а сам он неторопливо листал какой-то журнал. Подполковник заглядывал и в книгу, и оба лейтенанта с удивлением увидели немецко-русский словарь. А Канашов спросил:
– Вы какой язык изучали в училище?
– Немецкий, - разом ответили лейтенанты.
– Ну и как оценили ваши знания?
Жигуленко доложил не без гордости, что имел отличную оценку, а Миронов - хорошую.
– Что ж, похвально. Подойдите ко мне.
– И когда оба приблизились, протянул журнал.
– Это немецкий информационный бюллетень.
– Он полистал и сделал закладку.- Переведите это небольшое военное сообщение. Можете делать вместе. На той неделе на совещании командного состава полка мы вас заслушаем. Как стреляли?
Лейтенанты доложили. Миронов выбил шестнадцать очков, Жигуленко - восемнадцать. Канашов выслушал доклад спокойно, будто иных результатов и не ожидал.
– Плохо, - сказал он им.
– Ведь вы командиры… Даю вам месяц сроку. Тренируйтесь ежедневно.
3
Домой вернулись молча.
Жигуленко лег на койку, задумчиво глядя а потолок.
– Открой-ка, друг, окно. Как думаешь, зачем это Канашов нам статью дал? Проверяет?
– Может быть, - согласился Миронов.
– Сам, видать, в академии на заочном зубрит, вот и хочет всем показать: «Смотрите, какой я умный, передовой».
Наступило молчание. Оба лежа курили.
– А переводить все же придется. Нашел-таки работенку.
Неожиданно за окном послышалась грустно-задумчивая мелодия.
Евгений вскочил.
– Пошли? Слышишь… Мой любимый вальс «На сопках Маньчжурии».
– Куда?
– В полковой клуб. Сегодня суббота, там вечер.
В чистой комнате, пахнущей свежей побелкой, было по-домашнему уютно, и Миронову не хотелось уходить, но звуки вальса, настойчиво врываясь в окно, звали туда, где танцы и веселье.
– Нехорошо как-то, - слабо сопротивлялся Миронов, - только приехали - и на танцы.
– А что тут особенного? Идем, идем. Ты только свой хохолок пригладь, девчата засмеют.
На макушке у Саши росли непослушные волосы. Как он их ни приглаживал, ни смачивал водой, одеколоном и даже хинной помадой, они, как стальная проволока, упрямо торчали дыбом. Этот хохолок придавал Саше вид озорного нескладного подростка-мальчугана, и было почти до слез обидно, потому что его никто из старших не называл по имени-отчеству, а ребята в училище дразнили «мальчишкой».
В клубе было много народу: бойцы, сержанты, командиры, преимущественно молодежь. Саша и Евгений вошли в зал, когда начался концерт красноармейской самодеятельности. После первого отделения вышли в коридор, закурили.
– Может быть, пойдем домой?
– предложил Саша и вдруг придержал Евгения за локоть.
– Вот она, смотри…
Дочь командира полка стояла у зеркала и поправляла прическу. Лейтенанты остановились, поглядывая в ее сторону. У девушки были белокурые волосы, заплетенные в толстые косы, голубое платье из тяжелого шелка. Ее открытые руки и шея отливали густым золотистым загаром. Даже мельком не взглянув на молодых лейтенантов, она с гордо поднятой головой прошла в зал. Миронов и Жигуленко молча проследовали за ней, но в темном зале девушка куда-то исчезла.
Шло последнее отделение концерта самодеятельности. Два бойца: один - высокий, широкоплечий, богатырского сложения - боец Новохатько, другой - маленький, щупленький, совсем перед ним мальчишка - боец Еж - лихо отплясывали шуточную «Барыню». Боец-богатырь тяжело и валко ходил, медленно разводил руками, грузно приседал, разбрасывая с грохотом ноги в сапожищах, а маленький быстро и ловко семенил, крутясь волчком возле товарища.
– Хороши хлопцы!
– восторгался Саша.
– Гляди-ка, как разделывают. Артисты!…