Годы лейтенантские. Я родился на советской земле. Исповедь офицера
Шрифт:
Я, конечно, вскочил со стула, вытянулся, с тревогой ожидая реакции. Но реакция оказалась очень даже благодушной.
– А-а-а, здесь, оказывается гость. Ну-ну, не буду вам мешать. Да, я вот зачем пришёл… Какие-то вопросы, просьбы есть? – обратился он к Галине.
– Нет, нет. Всё хорошо, спасибо.
– Ну а ты сиди, сиди, – сказал мне: – Что вскочил? Занимайтесь по плану!
Подполковник отреагировал совершенно спокойно, хотя я ожидал любой реакции, ведь в ту пору казалось, что все начальники этакие суровые дядя, которым всё человеческое чуждо. Правда, быть может, он вспомнил один факт. Минувшей зимой я специально отпросился у командира полка, чтобы привезти жену в Калинин. Привёз. Но одно дело,
А тут ещё и неделя выпала неудачная. В понедельник ночные стрельбы, во вторник – караул. В четверг разгрузка угля для дивизии, а мой взвод оказался дежурным. Словом, дома-то и не был почти. Жена взбунтовалась. Пришлось снова отпрашиваться, чтобы отвезти их с дочкой в Москву. Ход вполне разумный, но, повторяю, со стороны-то как? Я весь из себя пушистый, а она – Москву, видите ли, покидать не хочет.
Кстати, командир полка несколько раз предлагал квартиру. Но для этого надо было выписываться из Москвы. Я был прописан у своей бабушке на Покровском бульваре, правда в коммуналке, но дом старый и перспектива была… Жена так и осталась пока прописанной у своих родителей.
Но вернёмся в маленькую светлую комнатку общежития. Едва подполковник ушёл, пожелав нам всех благ, мы долго смеялись как дети, смеялись над своим испугом, ожиданием нагоняя и радовались, что всё так обошлось. Напряжение тут же спало. Стало легко и весело. А через минуту мы снова оказались в столь стремительно заправленной постели, чтобы продолжить волшебный выходной.
В следующее воскресенье мы снова были вместе, причём поехали небольшой компанией на Тверцу купаться. Поехали на электричке в сторону Вышнего Волочка, Бологое, одним словом, в направление Ленинграда. Думал ли я, что вскоре придётся тем же маршрутом ехать к новому месту службы!? Нет, конечно, даже предположить не мог.
С нами отправилась ещё одна пара – подруга Галины со своим приятелем. Тоже какая-то мутная история. Он вроде как женат. Сбежал на выходной от жены. Впрочем, эти темы были у нас под запретом.
Набрали «Фетяски» – было популярно этакое лёгкое сухое вино. Я всё менее любил выпивоны. Минувшей зимой попал в госпиталь с острым энтероколитом, ну и после того стал ощущать неудобства от дел питейных. Но в тот день всё прошло как по маслу. Устроились на берегу неподалёку от железнодорожного моста. Периодически проносились мимо составы.
Барышни наши были в отличном настроении, но нет-нет, да туманилось чело то у одной, то у другой. Женщине нужна стабильность, необходима уверенность. А тут какие уж стабильность и уверенность?! Что бы там ни говорили, о чём бы ни мечтали, а всё же в душе каждая понимала, что кавалеры их несвободны. Я-то ещё хорохорился, я-то ещё нет-нет да заговаривал о том, что вот-вот решусь на разрыв с женой. Не выдумывал, не лгал. Так действительно мне казалось. Тем более, уже и смысла не было лгать, поскольку все вопросы решены. И Галина ничего не требовала от меня.
Я к тому времени ещё и не понял, что такое семья, ещё не привык к тому, что являюсь семейным человеком. Всего-то был в семье с середины января до середины ноября 70-го года, а потом Калинин, и встречи только в выходные. День прошёл славно. Славной была и ночь в общежитии у Галины, как и все волшебные ночи, проведённые с ней. Утром снова служба. Потом караул, из которого вернулся с самыми лучшими белыми грибами. Грибы – железный повод для встречи уже в квартире, где снимал комнату.
Безмятежные дни… Но что могло ожидать наши отношения? Какое ещё время они могли продолжаться? Жизнь так устроена, что мы оказываемся в плену событий, которые представляются случайными. Неожиданно командир полка приказал явиться в штаб дивизии для получения и доставки в штаб округа секретных документов. Явился, как и приказали, рано утром, но… оказалось, что нужно было прибыть вооружённым. Вернулся в полк за пистолетом. Выдали пистолет, но патронов не выдали – строго было в отношении оружия, а тут одному поездом в Москву. Снова прибыл в секретный отдел дивизии. Пистолет, кобура – всё на месте.
– Достаньте пистолет, – потребовал офицер штаба. – Выньте обойму…
Я достал из кобуры свой «ПМ».
– Покажите магазин.
Показал. А он без патронов.
– Это что за шутки? Я же сказал прибыть вооружённым. А пистолет без патронов просто кусок металла, даже хуже… Приманка для бандитов.
– Сказали, так езжай! – пояснил я.
– Возвращайтесь в полк. Я туда позвоню.
На следующий день, наконец, предъявил заряженный пистолет, получил документы и отправился на вокзал.
В Москву ехал, особого внимания к себе не привлекая. Было жарко, и я китель надевать не стал. Кобуру надел на брючный ремень. Командировка, конечно, глупейшая. Потом я уже узнал, что по положению мне должны были выделить автомобиль с охраной. Но время было спокойное. Что зря машину гонять? Упрощений делалось много…
Документы сдал быстро. Можно, конечно, даже нужно сразу ехать на вокзал и назад, в Калинин. Но я заглянул домой. Жена была на даче, а вот тёща оказалась дома. Ну и началось:
– Нужно отвезти на дачу продукты.
– Мне завтра в восемь утра быть в строю!
Не стал пояснять, что уже сегодня обязан сдать пистолет и доложить о выполнении задачи. Решил посмотреть на реакцию.
– Ничего… Успеешь. А что жена и дочь есть будут? Езжай на дачу.
Тут не выдержал:
– Да заберите вы свою дочь. У меня в Калинине другая женщина есть.
Глупо? Безусловно, глупо, но слово не воробей, вылетит – не поймаешь.
Я вышел из квартиры и отправился к бабушке. Потом уже на вокзал. В результате к Калинину подъезжал поздненько. Народу в электричке мало. Забавляло то, что пассажиры, приметив, что едет вооружённый офицер, старались группироваться поближе, на соседних сиденьях.
Интересно, что в то время опаснее было, наверное, демонстрировать пистолет, нежели его прятать от посторонних глаз. Ведь оружие бандитам доставать было ой как трудно. Чай не демократия!!! Да и мог ли я применять оружие? Хотя, наверное, в то время это применение было бы оправдано. Секретность превыше всего, хотя зачастую секретность заключалась лишь в том, что в документе указывались номер дивизии и номер полка. Теперь номера соединений на параде диктор называет, а в ту пору из-за них документы засекречивали. Но эти секретные номера знали в Калинине даже девчата весёлого поведения, досаждавшие звонками караулы. Так и спрашивали, ты мол, из четыреста шестнадцатого или четыреста двадцатого полка. И порой сами поправлялись: «Ой, забыла, сегодня же четыреста восемнадцатый в наряде».