Годы риса и соли
Шрифт:
– Типичная римская работа, – сказал он однажды вечером у костра, когда они ели жареную баранину. – Они оплели этими дорогами всю землю вокруг Средиземного моря. Не удивлюсь, если этот маршрут был их основным при переходе через Пиренеи. Впрочем, это слишком далеко на западе. Мы скорее выйдем к западному океану, чем к Средиземному морю. Однако возможно, этот проход самый лёгкий. Дорога такая большая; трудно поверить, что этот путь – не главный.
– Может быть, они все большие, – предположила султанша.
– Возможно. Они использовали такие повозки, которые потом нашли люди, поэтому им
– Значит, по этой дороге могли ходить слоны, – сказала султанша.
Султан посмотрел на тропу вниз и покачал головой в изумлении. Они оба радовались новым знаниям.
Спустившись с гор, они попали в холодные страны. Полуденное солнце едва-едва освещало вершины Пиренеев. Земля была плоской и серой, часто подёрнутой туманом. Океан лежал на Западе, серый, холодный и неистовый от высокого прибоя.
Караван подошёл к реке, которая изливалась в это западное море, окружённое руинами древнего города. По обе стороны недавно возведенного деревянного моста стояли скромные домики рыбаков.
– Только взгляните, насколько римляне были мастеровитее нас, – сказал Ибн Эзра, но всё равно отправился взглянуть на новую работу.
Он вернулся.
– Судя по всему, раньше этот город назывался Байонна. Вон там есть табличка, на уцелевшей башне моста. Судя по картам, к северу отсюда есть ещё один город, более крупный, под названием Бордо. На самом берегу.
Султан покачал головой.
– Мы уже зашли достаточно далеко. Этот подойдёт. За горами, но всё же лишь в умеренном удалении от Аль-Андалуса. Именно так, как я и хотел. Мы поселимся здесь.
Султанша Катима кивнула, и караван начал долгий процесс обустройства.
8. Барака
Строились, как правило, поднимаясь вверх по течению от развалин древнего города, выкапывая камни и балки, пока от прежних зданий не осталось практически ничего. Не тронули только храм, построенный наподобие огромного каменного амбара, лишённого всяких идолов и изображений. Сооружение в виде грубого приземистого параллелепипеда нельзя было назвать красивым по сравнению с мечетями цивилизованного мира, но оно было большим и располагалось на возвышенности, с которой открывался вид на излучину реки. Поэтому, обсудив это со всеми членами каравана, они решили сделать из храма свою главную, или пятничную, мечеть.
Преобразования начали безотлагательно. Этот проект взял на себя Бистами, он много времени проводил с Ибн Эзрой, описывая то, что ему запомнилось: о мавзолее Чишти и других великих строениях империи Акбара, рассматривая рисунки Ибн Эзры, выискивая, что можно сделать, чтобы уподобить древний храм мечети. В итоге они приняли решение снять со старого здания крышу, которая и так уже во многих местах прохудилась, а стены сохранить как внутренние подпорки для круглой или, скорее, овальной мечети с куполом. Султанша хотела, чтобы молитвенный дворик выходил на большую городскую площадь, как бы демонстрируя, что в их версии ислама двери мечети открыты для каждого, и Бистами делал всё возможное, чтобы угодить ей, хотя все указывало на то, что дворик будет заливать частый для этого региона дождь, а зимой его завалит снег. Ничто не имело значения: место поклонения протянется от мечети к площади, а затем от площади по всему городу, и заодно и по всему миру.
Ибн Эзра увлечённо разрабатывал строительные леса, тачки, тележки, подпорки, балки, цементный раствор и тому подобное. По звёздам и тем немногим картам, что у них имелись, он определил направление на Мекку, куда, помимо обычных указательных знаков, должна будет смотреть и сама мечеть. Город стягивался к большой мечети, сметая на своём пути старые здания и используя их в строительстве новых, по мере расселения людей всё ближе и ближе. Редкие армяне и зотты, жившие среди руин до их прибытия, либо присоединялись к общине, либо уходили на север.
– Нужно оставить место возле мечети для медресе, – сказал Ибн Эзра, – пока город не занял весь этот район.
Султану Моджи понравилась эта идея, и он приказал тем, кто поселился рядом с мечетью во время работы над ней, переехать. Некоторые рабочие стали возражать против этого, а потом и вовсе отказались работать. На общем собрании султан вышел из себя и пригрозил недовольным изгнанием из города, хотя на деле в его подчинении находилась лишь немногочисленная личная стража, едва достаточная, по мнению Бистами, для охраны даже самого султана. Бистами вспомнил огромную кавалерию Акбара, солдат мамлюков – ничем подобным султан не располагал, и даже теперь, столкнувшись с десятком-другим обиженных непокорных, ничего не мог с ними поделать. Открытость каравана вызывало ощущение опасности.
Но султанша Катима подъехала на своей арабской кобылице, спешилась и подошла к султану. Она положила руку ему на плечо и сказала что-то, предназначенное ему одному. Он встрепенулся, быстро соображая. Султанша бросила на несговорчивых поселенцев такой свирепый взгляд, что Бистами содрогнулся: ни за что на свете не пожелал бы он увидеть её такой ещё раз. Баламуты и впрямь побледнели и пристыженно опустили глаза.
Она сказала:
– Мухаммед сказал нам, что через учение Бог возлагает величайшую надежду на человечество. Мечеть – сердце знания, дом Корана. И медресе – продолжение мечети. Так должно быть в любой мусульманской общине, которая хочет всесторонне познать Бога. И так будет и здесь. Вне всяких сомнений.
И она увела мужа, во дворец по другую сторону старого городского моста. Среди ночи султанские стражники вернулись с обнажёнными мечами и пиками, готовые поднять поселенцев с постелей и прогнать, но их уже не было.
Услышав эту новость, Ибн Эзра кивнул с облегчением.
– В будущем придётся всё планировать хорошо заранее, чтобы избежать подобных сцен, – тихо поделился он с Бистами. – Этот инцидент в некоторой степени, наверное, упрочил репутацию султанши, но дорогой ценой.
Бистами не хотел об этом думать.