Гоголь в воспоминаниях современников
Шрифт:
В 30-е годы Гоголя связывала с Погодиным известная общность интересов в области литературы и особенно -- истории. Гоголь посвящал Погодина в свои творческие планы, часто обращался за советами и помощью в вопросах, касающихся истории. Так продолжалось до конца 30-х годов. Но вскоре их отношения резко изменились.
В 1841 году Погодин начал издавать журнал "Москвитянин", ставший одним из воинствующих центров реакции в борьбе против прогрессивных сил русской общественной мысли и литературы. Погодин начинает грубо эксплоатировать свои отношения с Гоголем, настойчиво понуждая его к активному сотрудничеству в своем журнале.
Славянофилы упорно распространяли слухи о предстоящем появлении на страницах "Москвитянина" произведений Гоголя. Один из писателей в этой связи писал Погодину: "Все ждут, что-то будет в "Москвитянине" Гоголя? Его сотрудничество, кажется, непременно расширит
Гоголь по приезде в Москву обычно останавливался и жил у Погодина, в мезонине его дома на Девичьем поле. Погодин не гнушался никакими средствами, чтобы достичь своей цели. С. Т. Аксаков рассказывает в своих мемуарах: "Погодин пилил, мучил Гоголя не только словами, но даже записками..., которые посылал ежедневно к нему снизу наверх. Такая жизнь сделалась мученьем для Гоголя и была единственною причиною скорого его отъезда за границу" (наст. изд., стр. 140--141). В 1914 году были опубликованы двадцать четыре записки, которыми обменялись Погодин и Гоголь. Некоторые из этих записок представляют большой интерес. Вот одна из них, датируемая Е. Казановичем началом 1842 года. Погодин пишет на клочке бумаги Гоголю: "Я устраиваю теперь 2 книжку "Москвитянина". Будет ли от тебя что для нее?" Гоголь кратко и выразительно отвечает На обороте этого же клочка: "ничего" 2, В начале апреля 1842 года Гоголь получил из Петербурга цензурное разрешение на печатание "Мертвых душ". На страницах "Москвитянина" появляется объявление о предстоящем выходе нового произведения. Погодин потребовал от Гоголя разрешения опубликовать в журнале несколько отрывков из поэмы до ее выхода в свет отдельным изданием. Гоголь категорически отказался. Он написал откровенную записку Погодину: "А насчет "Мертвых душ": ты бессовестен и неумолим, жесток, неблагоразумен. Если тебе ничто и мои слезы, и мое душевное терзанье, и мои убеждения, которых ты не можешь и не в силах понять, то исполни по крайней мере, ради самого Христа, распятого за нас, мою просьбу: имей веру, которой ты не в силах и не можешь иметь ко мне, имей ее хоть на пять-шесть месяцев. Боже! Я думал уже, что буду спокоен хоть до моего выезда..." 3
1 Н. Барсуков, "Жизнь и труды Погодина", т. VI, стр. 228--229.
2 См. Е. К а з а н о в и ч, "К истории сношений Гоголя с Погодиным", "Временник Пушкинского дома", Петроград, 1914, стр. 80.
3 Т а м же, стр. 82.
Гоголь стал избегать Погодина, по целым неделям не встречаясь с хозяином дома. Даже С. Т. Аксаков вынужден отметить "его мучительное положение в доме Погодина".
За все время Погодину удалось вырвать у Гоголя для "Москвитянина" отрывок из рецензии на альманах "Утренняя заря" (1842, No 1) и повесть "Рим" (1842, No 3); несколько раньше Погодин самовольно, без разрешения автора, напечатал в журнале несколько новых сцен из "Ревизора" (1841, No 4, 6); подобным же актом самоуправства со стороны Погодина явилось опубликование в "Москвитянине" (1843, No 11) портрета Гоголя, вызвавшее необычайно гневную реакцию писателя (см. в наст. изд. воспоминания Н. В. Берга, стр. 501 и примеч. 379).
В 1844 году Гоголь излил в письме к Н. М. Языкову свое возмущение поведением Погодина: "Написал ли ты в молодости своей какую-нибудь дрянь, которую и не мыслил напечатать, он, чуть где увидел ее, хвать в журнал свой, без начала, без конца, ни к селу ни к городу, без позволения" 1. Погодину в конце концов важен был лишь факт сотрудничества писателя в "Москвитянине".
1 Н. В. Г о г о л ь, Письма, т. II, стр. 499.
В своем знаменитом памфлете "Педант" Белинский высмеял издателя "Москвитянина" в образе "хитрого антрепренера", "ловкого промышленника", "ученого литератора" и "спекулянта". Перечисленные качества Погодина во всей неприглядной наготе проявились в его отношениях с Гоголем.
Старания Погодина привлечь Гоголя к постоянному участию в "Москвитянине" не увенчались успехом. В обстановке ожесточенной идейной борьбы, которая развернулась с начала 40-х годов между прогрессивными силами общества, возглавляемыми Белинским -- с одной стороны, славянофилами и идеологами официальной народности -- с другой, позиция Гоголя была очень сложной. Своими гениальными обличительными произведениями он помогал делу Белинского, хотя и не возвышался до его страстных революционных убеждений. Связанный узами личной дружбы с деятелями славянофильского лагеря, Гоголь вместе с тем был чужд их политическим взглядам и долго сопротивлялся их попыткам использовать его имя и авторитет в борьбе против Белинского.
Перечисляя Погодину его "вины", Гоголь писал: "Первая -- ты сказал верю -- и усомнился на другой же день, вторая -- ты дал клятву ничего не просить от меня и не требовать, но клятвы не сдержал: не только попросил и потребовал, но даже отрекся и от того, что давал мне клятву. Отсюда произошло почти все" 1. Усилия Погодина представить Гоголя в качестве союзника "Москвитянина" кончились провалом. Их личные отношения оказались на грани полного разрыва.
В цитированном выше письме к Языкову от 26 октября 1844 года Гоголь дал выразительную характеристику Погодина как грубого и беспринципного человека: "Такой степени отсутствия чутья, всякого приличия и до такой степени неимения деликатности, я думаю, не было еще ни в одном человеке испокон веку" 2.
С. Т. Аксаков не мог, конечно, целиком игнорировать подобные вопиющие факты. Но в изложении этих фактов он старается всячески ослабить их принципиальное значение, придать конфликту между Гоголем и Погодиным сугубо личный характер, лишенный какого бы то ни было общественного смысла.
Свое отношение к Погодину Гоголь не скрывал и высказался о нем однажды даже публично, в печати -- в IV гл. "Выбранных мест из переписки с друзьями".
Гневные и справедливые строки о Погодине в "Выбранных местах" всполошили весь славянофильский лагерь. Шевырев назвал поступок Гоголя "нехорошим" и ультимативно сообщил, что он отказывается хлопотать о втором издании книги, если не будет в ней уничтожено все, компрометирующее Погодина 3. Показательна позиция С. Т. Аксакова в этом инциденте. В воспоминаниях он пытается изобразить себя человеком объективным, способным, несмотря на дружбу, осудить Погодина за его непристойное поведение. Однако после выхода "Выбранных мест" обнаружилась с предельной очевидностью цена этой "объективности" Аксакова, решительно ставшего на сторону Погодина. В письме к сыну Ивану от 14 января 1847 года он писал: "Я никогда не прощу Гоголю выходки на Погодина: в них дышит дьявольская злоба..." 4 Так завершается процесс самораскрытия С. Т. Аксакова.
1 Н. В. Гоголь, Письма, т. II, стр. 355.
2 Т а м же, стр. 499.
3 "Отчет Император. публ. биб-ки за 1893 год", стр. 42, 44.
4 "Русский архив", 1890, No 8, стр. 162.
"Друзья" в данном случае, как и во всех других, действовали вполне солидарно. И этот пример лишний раз подтверждает несостоятельность попыток С. Т. Аксакова показать себя инакомыслящим в среде славянофилов, человеком, совершенно беспристрастно относившимся к Гоголю.
Пристрастность воспоминаний Аксакова проявляется во многих случаях, но, пожалуй, всего нагляднее -- в стремлении автора всячески подчеркнуть благотворное влияние, оказанное им и его друзьями на Гоголя. Аксаков здесь доходит до кощунственного извращения фактов, указывая, например, что будто бы "дружба с нами и особенно влияние Константина" были единственной причиной "сильного чувства к России" у Гоголя.
Нелепость этого утверждения слишком очевидна. Патриотическое чувство любви к родине было воспитано в Гоголе, конечно, не славянофилами.
"История моего знакомства с Гоголем", как видим, меньше всего может быть названа беспристрастной мемуарной летописью. С. Т. Аксакова в этой работе интересовала не только, или, может, даже не столько личность Гоголя, сколько своя собственная.
>
5
В середине 40-х годов стали отчетливо обнаруживаться у Гоголя признаки идейного кризиса. Его предвестниками явились все чаще начавшие проскальзывать в письмах фальшивые нотки христианского смирения, а также выражения недовольства своими великими произведениями.
Наиболее сильно идейный кризис писателя отразился в его книге "Выбранные места из переписки с друзьями", вышедшей в начале 1847 года.
Гоголь подолгу жил за границей и был оторван от почвы народной жизни. Людей, которые могли бы помочь ему разобраться в сложных вопросах современной действительности, около него не было. В этих условиях сила сопротивления Гоголя тому систематическому духовному отравлению, которому на протяжении многих лет он подвергался со стороны своих "друзей", стала ослабевать. Их влияние к середине 40-х годов начало сказываться на Гоголе, на его идейном развитии. Московские, как и некоторые другие его друзья -например Жуковский, а также А. О. Смирнова, 3. А. Волконская -- во многом способствовали росту у писателя реакционных, религиозно-мистических настроений. "Этим знакомствам, -- писал Чернышевский, -- надобно приписывать сильное участие в образовании у Гоголя того взгляда на жизнь, который выразился "Перепискою с друзьями" (наст. изд., стр. 570).