Голая экономика. Разоблачение унылой науки
Шрифт:
Изучите пачку стодолларовых банкнот в вашем бумажнике. (Если необходимо, вместо стодолларовых банкнот можно рассматривать банкноты достоинством в один доллар.) Эти банкноты — всего лишь бумага. Их нельзя есть, пить, курить и, что самое важное, с ними нельзя отправиться к правительству и потребовать что-то взамен этих долларов. У этих банкнот нет никакой внутренне им присущей и неотъемлемой ценности. Данное утверждение справедливо применительно почти ко всем мировым валютам. Оказавшись на необитаемом острове со 100 млн. дол., вы вскоре погибли бы. Правда, если бы вас вызволили с этого необитаемого острова и вы прихватили с собой эти деньги, ваша последующая жизнь оказалась бы куда как хороша. Ценность современной валюты заключается в том, что она обладает покупательной силой. Доллары имеют цену, потому что люди, торгующие реальными вещами (продуктами питания или книжками) или делающие педикюр, принимают их в оплату за свои товары и услуги. А эти люди принимают
Для того чтобы дать вам некоторое понимание того, насколько современные деньги являются игрой в доверие, рассмотрим необычный пример из жизни Индии. Большинство индийцев, занимающихся коммерцией (лавочники, таксисты и т. д.), не станут принимать поношенные, истертые или слишком уж захватанные бумажные рупии. Поскольку другие индийцы знают, что многие их соотечественники не примут изношенные банкноты, они их тоже не принимают. Наконец, туристы, приезжающие в страну, быстро приучаются принимать только незахватанные банкноты, чтобы не испытывать трудностей с подержанными рупиями. Весь этот процесс носит крайне иррациональный характер, поскольку Центральный банк Индии считает любую банкноту, имеющую серийный номер, в каком бы состоянии она ни была, законным платежным средством. Любой банк обменяет рваные банкноты на хрустящие новенькие. Но это не имеет значения; разумные люди отказываются принимать законные платежные средства, потому что, по их мнению, другие люди могут не принять их в оплату. Подобное странное явление подчеркивает тот факт, что наша вера в бумажные деньги обусловлена верой в то, что другие люди примут эти деньги.
Поскольку бумажные деньги сами по себе никакой ценности не имеют, их ценность зависит от их покупательной способности — свойства, которое может изменяться и постепенно, с течением времени, и ошеломляюще быстро. Летом 1997 г. я провел несколько дней в поездке по Айове с целью «измерить пульс американского фермера» для журнала «The Economist». Где-то неподалеку от Де-Мойна я разговорился с фермером, занимавшимся выращиванием кукурузы, соевых бобов и крупного рогатого скота. Показав мне ферму, он указал на старый трактор, стоявший у амбара, и сказал: «В 1970 г. я купил этот трактор новеньким за 7500 дол.». «А теперь погляди на это, — продолжил он сердито, указывая на сияющий новый трактор, стоявший рядом со старым. — Обошелся он мне в 40 тыс. дол. Можешь мне это объяснить?» [110] .
110
Не помню цифры точно, но они были приблизительно такими.
Я мог бы объяснить это, хотя фермеру я сказал что-то другое, поскольку у него уже вызвало подозрение и то, что я молод, и то, что я горожанин, и то, что прикатил к нему на машине «Honda Civic». (На следующий год, когда меня попросили написать аналогичную историю о фермерах — производителях табака из Кентукки, у меня хватило ума отправиться в поездку по фермам на арендованном по этому случаю пикапе.) Мой ответ наверняка свелся бы к одному слову: инфляция. Вероятно, реальная стоимость нового трактора была не больше стоимости старого, т. е. для того чтобы купить его, фермеру надо было выполнить тот же, если не меньший, объем работы. Цена на тракторы выросла, но выросли и цены, по которым фермер мог продавать свой урожай и свой скот.
Говоря предельно просто, инфляция означает, что средние цены растут. Уровень или темпы инфляции (или изменения индекса потребительских цен) — это попытка правительства выразить изменение цен одной цифрой, скажем 4,2 %. Метод определения этого показателя поразительно примитивен: государственные служащие время от времени проверяют цены на тысячи и тысячи товаров — одежду, продовольствие, топливо, развлечения, жилье — и затем на основании результатов этих замеров компилируют некую величину, которая отражает изменение цен на корзину товаров. Инфляцию лучше всего представлять не как рост цен, а, скорее, как падение покупательной силы доллара. Теперь на доллар можно купить меньше, чем прежде. Здесь-то и обнаруживается связь между Федеральной резервной системой (или каким-либо центральным банком) и экономическим разорением. Бумажные деньги имеют ценность только потому, что они редки. Центральный банк управляет этой редкостью денег. Таким образом, коррумпированный или некомпетентный центральный банк может размыть и даже полностью уничтожить ценность наших денег.
В 1921 г. экземпляр газеты в Германии стоил примерно треть марки; два года спустя он стоил 70 млн марок. За эти два года изменилась не газета; изменилась немецкая марка, которая становилась бесполезной по мере того, как правительство
111
David Berreby. All About Currency Printers: The Companies That Make Money from Making Money // New York Times, 1992, August 23.
Масштабная инфляция сильно уродует экономику. Работники спешат потратить свои заработки, прежде чем они обесценятся. Возникает культура, в которой работники стремятся потратить свои заработки на обед, поскольку к ужину цены обязательно повысятся. Кредиты под фиксированный процент становятся невозможными, потому что в условиях, когда существует риск обесценивания самих денег, ни одно финансовое учреждение не согласится получать фиксированную сумму денег в качестве погашения кредита и процентов по нему. Подумайте о такой ситуации: любой человек, взявший кредит под залог недвижимости и под фиксированный процент в Германии в 1921 г., мог в 1923 г. полностью погасить свою задолженность, потратив на такое погашение меньше марок, чем на покупку газеты. Даже сегодня в большинстве латиноамериканских стран из-за страха перед возвращением необузданной инфляции невозможно получить заем под залог недвижимости и фиксированный процент сроком на 30 лет.
Америка никогда не испытывала гиперинфляции. Да, у нас были приступы умеренной инфляции; издержки были меньше, принимали более скрытые формы, но все равно оставались значительными. На самом первичном, исходном уровне инфляция приводит к обманчивым или неточным сравнениям. Журналисты редко проводят различие между реальными и номинальными величинами, хотя должны бы это делать. Предположим, что доходы американцев за прошлый год выросли на 5 %. До тех пор пока нам неизвестен уровень инфляции, эта цифра бессмысленна. Если цены выросли на 7 %, то в действительности наше материальное положение ухудшилось. Цифры в наших ведомостях на выдачу зарплаты могут казаться более крупными, но на эту зарплату можно купить на 2 % меньше товаров, чем годом ранее. Самым отъявленным надувалой выступает Голливуд, ежегодно возвещающий о том, что какой-то посредственный кинофильм поставил новый рекорд кассовых сборов. Сравнение валовых кассовых сборов 2002 г. с валовыми кассовыми сборами 1970 или 1950 г. — совершенно бессмысленное занятие до тех пор, пока эти величины не откорректированы с учетом инфляции. Билет на «Gone with the Wind» («Унесенные ветром») стоил 19 центов. Билет на «Dude, Where's My Car?» («Пижон, где моя машина?») стоит 10 дол. Конечно, при сравнении валовые сборы 2002 г. выглядят огромными.
Далее, даже умеренная инфляция способна пожирать наши состояния, если мы не управляем активами надлежащим образом. Любое состояние, воплощенное в наличность, со временем будет терять свою стоимость. Даже сберегательные счета и депозитные сертификаты, которые считаются «надежными» инвестициями, поскольку основная сумма депозита застрахована, подвержены пусть менее явному, но риску того, что низкие проценты, начисляемые по ним, могут не угнаться за инфляцией. В том, что неопытные инвесторы избегают «рискованного» фондового рынка только для того, чтобы созерцать, как тают их капиталы, размещенные на другом рынке, есть некая печальная ирония. Действительно, инфляция может быть особенно губительной для людей, ушедших на пенсию или по иным причинам живущих на фиксированные доходы. Если такие доходы не индексируют в соответствии с темпами инфляции, их покупательная способность постепенно исчезает. Ежемесячно получаемая сумма, которая в 1985 г. позволяла жить припеваючи, в 2002 г. недостаточна даже для оплаты самых насущных потребностей.
Кроме того, инфляция произвольно перераспределяет богатства. Предположим, я взял у вас в долг 1000 дол., пообещав вернуть долг и 100 дол. в виде процентов на следующий год. Нам обоим такая договоренность представляется вполне справедливой. А теперь представьте, что некий совершенно безответственный руководитель центрального банка позволил инфляции разогнаться до 100 % в год. Те 1100 дол., которые я выплачу вам в будущем году, будут стоить гораздо меньше, чем кто-либо из нас мог ожидать; покупательная способность этой суммы снизится наполовину. Реально я займу у вас 1100 дол., а верну 550. Неожиданные приступы инфляции хороши для должников и плохи для кредиторов. Это весьма важный момент, к которому мы еще вернемся.