Голая правда
Шрифт:
— Да-да, конечно, — задумчиво сказал Ильяшин, напряженно глядя на загадочно темнеющий вход во двор. — Вы, безусловно, правы, это очень важно. Спасибо за бдительность.
Он резко тряхнул руку польщенному Кувачеву и зашагал прочь.
Итак, в вечер перед убийством во дворе дома Шиловской видели человека, который без явной цели разгуливал под окнами ныне убиенной гражданки. Сам по себе подобный факт подозрителен? Очень! Кроме того, сосед по дому опознал в мужчине уголовника Жмурова. С одной стороны, соседу можно верить, все-таки Жмуров
Связан ли этот факт с тем, что утром следующего дня неизвестный вышел из подъезда во время, приблизительно совпадающее со временем смерти актрисы? Может, виденный старушками мужчина и был Жмуров? Все основные приметы сходятся — рост, массивность фигуры. Опять же татуировка на руке. Паук — знак воровского авторитета. Паук или буква «Ж», сказала Сухих. «Ж» — это, наверное, Жмуров. Есть ли у Жмурова татуировка на руке? Он уголовник, у них наколка — обязательный знак отличия.
«Стоп! — Ильяшин даже остановился. — А что же наша доблестная и востроглазая Эвелина Ивановна? Уж она-то должна была узнать зятя, или кем он там приходится, своей приятельницы! Непременно должна была узнать! А почему не узнала? Может быть, узнала, но скрыла факт от следствия? С какими целями?
Но если именно Жмуров попал под колеса машины и был доставлен в больницу, то почему он был оформлен под именем Алтухова? По фальшивым документам? Нет, это слишком интересное совпадение, чтобы оставить его без внимания. И неужели Мария Федоровна, видя зятя под машиной, спокойно обсуждала бы этот факт, как не имеющий к ней отношения? А если она не разглядела Жмурова? Там ведь было полно народу…
Стану рассуждать логически, — решил Константин, вышагивая по тротуару гигантскими шагами и бормоча под нос. — Первое. Если Жмуров и утренний мужчина — одно лицо. «За» — рост, наколка, совпадающая с первой буквой фамилии или похожая на паука. Интересно, тянет ли Жмуров по уголовной иерархии на «паука»? Это почетное звание для рецидивиста. Что у нас против? «Против» — то, что его не опознали соседи.
Второе. Если вечерний мужчина и утренний — это одно лицо. «За» — опять-таки телосложение и тот факт, что его не опознала Сухих. «Против» — а что у нас против? Да ничего нет. Кувачев мог и обознаться.
Третье. Если вечерний мужчина — это Жмуров, а утренний — совершенно посторонний человек. Тогда все будто бы сходится.
Итак, что делать? Позвоню Сухих и спрошу, не Жмуров ли выходил из подъезда. По тону ее ответа пойму, выкручивается она или нет.
Можно обойти магазины и учреждения поблизости, не видел ли кто-нибудь еще ДТП. Предъявить гаишнику и медперсоналу больницы фотографии Жмурова для опознания, они должны быть в его деле. А вдруг это был он?
Да не может быть это Жмуров! — раздраженно оборвал свои мысли Костя. — Жмуров сидит в заключении, а мы его будем искать здесь, как дураки, потому что одному мнительному гражданину вдруг невесть что почудилось…»
Засомневавшись
— Жмуров? — переспросил Костырев. — Это интересно. Вот что, Костя, делай, что задумал, а я пока пошлю запрос в колонию. Чем черт не шутит. Подстраховаться не мешает.
На следующее утро Ильяшин опять направился в ГАИ и предъявил дежурившему в тот день постовому фотографию Жмурова. Со снимка с тяжелой заматерелой ненавистью из-под грозно нависших бровей взирало окаменелое лицо Витька.
— Он? — с надеждой спросил Ильяшин.
— Не, вроде не он, — с сомнением пробормотал милиционер, вертя карточку в руках.
— Как же ты его опознать не можешь? — удивленно спросил Ильяшин. — Ведь ты же сам ему первую помощь оказывал!
— У него все лицо было залито кровью, как узнаешь. Вроде не похож.
— А татуировка на руке была?
— Была. Звезда, что ли… Или буква «Ж», не помню.
Ильяшин расстроился. У Жмурова на тыльной стороне ладони вытатуировано «Люда» и вокруг вензель. Можно ли принять надпись «Люда» за букву «Ж» или за паука?
Не теряя времени, Ильяшин поехал в больницу, куда был доставлен сбитый человек. На его счастье, медсестра, которая принимала интересного больного в травматологическое отделение, как раз находилась на посту.
— Нет, не очень похож. По-моему, не он. — Медсестра, подняв одну бровь, пристально вглядывалась в снимок. — Да я не очень хорошо его помню. Тот был такой, интеллигентнее, что ли, а здесь вылитый бандит. Вы знаете, сколько человек к нам ежедневно кладут? Мы не успеваем их лечить, не то что запоминать!
Ильяшин собрался уходить.
— Постойте, — сжалилась над ним медсестра. — Давайте у больных спросим. У нас же «травма», больные подолгу лежат, должны друг друга помнить…
По длинному коридору, шаркая безразмерными тапочками, бродили ходячие больные. Душный воздух, накаляемый прямым солнцем, от которого не защищали легкие шторы на окнах, казалось, можно было резать ножом — настолько он был густ и тяжел, в нем смешались запахи лекарств, человеческих выделений и дезинфекции.
Ильяшин предъявил карточку для опознания.
— Не, такого у нас не было, — авторитетно заявил лысый мужчина с яйцевидным животом. — Это не он. Тот был такой, потоньше, что ли. Скромнее. Хотя тоже жук явный. Даже не знал, в каком городе находится. Или прикидывался.
— Легкая ретроградная амнезия, характерная для сотрясения мозга, — подтвердила медсестра.
— А потом услышал по радио, что его знакомая померла, и всполошился!
— Да-да, про актрису услышал и сразу сбежал, — подтвердил лысый.
— А была у него на руке татуировка?
— Татуировка? Да вроде была, синело что-то. Вроде как звезда.
— Или буква «Ж»?
— Может, и буква…
— Скажите, а вещи его где? Должен был остаться костюм, — обратился Ильяшин к медсестре. Оставалась последняя надежда.