Голая правда
Шрифт:
Посмотрела она раз, другой, а потом и сама стала помогать возлюбленному в его ночной работе. Обрядившись в короткую юбчонку, вызывающе отставив ногу в сетчатом чулке, Людка голосовала на обочине, привлекая мчащихся на полной скорости водителей возможностью на дармовщинку развлечься. Витек же выходил из-за кустов, когда она уже садилась в машину, и тыкал в бок обалдевшему шоферу огромным охотничьим ножом — чтоб не рыпался. В какой-нибудь глухой новостройке молодые уговаривали накалымивших за вечер шоферов без лишнего сопротивления расстаться со своим заработком и ценными вещами. Так потекли в их семейный бюджет непыльные, легкие деньги.
Кто виноват в том, что им попался в тот вечер особенно строптивый автолюбитель, как зверь защищающий свой «Москвич» и свои жалкие
Если бы Витек был тогда один, без Людки, он, несомненно, отбрехался бы, заверив, что везет пьяного приятеля. В крайнем случае дал бы деру, когда они только начали догадываться. Но Людка, заметив приближающихся людей в погонах, тонко вскрикнула:
— Витя! Бежим! — и в самом деле побежала на подламывающихся ногах к придорожному лесу.
— Э, ребята, да здесь кровь! — удивился молоденький сержант, попав рукой в черную липкую лужу.
Людку догнали в два прыжка, заломили руку, так что она присела, охнув от боли, и затащили в машину. Витек защищался как зверь, пытаясь выручить свою подругу, но в условиях численного превосходства противника вынужден был сдаться. В патрульной машине Людка жалобно скулила, держа наперевес поврежденную руку, и смотрела на Витька глазами провинившейся собачонки. А через несколько месяцев, учитывая тяжкие телесные повреждения пострадавшего и неоднократную судимость Жмурова, строгий, несговорчивый судья вкатал ему на полную катушку.
— Витя, я тебя люблю! Прости меня! — с надрывом кричала Людка, когда их разводили в разные стороны после вынесения приговора. — Я буду тебя ждать!
Ей припаяли три года, учитывая первую судимость. Жмурова отправили на Север, а его подругу куда-то в Мордовию, в женскую колонию, где она исправлялась посредством пошива телогреек и рукавиц и в редкие часы досуга писала ему пламенные письма, заверяя, что во всем виновата одна и что любит его по-прежнему…
На город, жадно хватающий вечернюю прохладу отверстыми ртами распахнутых окон, навалился теплый ласковый вечер. Разжигая притихшую от дневной усталости злость, Жмуров снова тешил себя кровавыми видениями, мерно вышагивая вдоль нарядных улиц, залитых призрачным светом фонарей. Вот и его двор.
Черная тень бездомной собаки метнулась в подвал. Витек негромко свистнул. Пес, робко подходя боком, заскулил. Теплая рука, которая, как представлял ее хозяин, вскоре должна была душить женщину, погладила свалявшуюся жесткую шерсть пса.
«Я сейчас как этот пес бездомный, — сжав от ненависти челюсти, так что под кожей заходили желваки, подумал Витек. — От всех скрываюсь в темных местах, от всех шарахаюсь».
Он задрал голову. Окна их квартиры светили приглушенным уютным светом. Значит, кто-то дома. Что ж, надо проверить, кто. А вдруг Людки нет, свалила со своим новым хахалем на юга? Он позвонит, но если трубку поднимет мужчина… Что ж, Витек готов и к такому раскладу событий. Значит, этому любителю чужих жен тоже не поздоровится.
Нашарив в кармане жетон, Витек подошел к уличному таксофону, набрал негнущимся пальцем хорошо известный номер и замер, выслушивая длинные пронзительные гудки. Наконец трубку взяли, жетон, тихо зашуршав, провалился в щель.
— Алло, — послышался молодой женский голос. — Я вас слушаю.
Витек, затаив дыхание, молчал, зажав ладонью трубку.
— Алло, говорите же, — удивленно повторил голос.
Витек повесил трубку и с ненавистью процедил сквозь зубы:
— Дома, сука…
Он был доволен результатами разведки. Итак, Людка никуда не уехала, она дома. Небось кувыркается сейчас со своим новым дружком в теплой постельке, ни одной мыслишкой не поминая любезного муженька Витеньку, который мотает срок за Полярным кругом. Не подозревает она, что Витенька сейчас здесь,
Завтра утром он пойдет к ней. Даже если старуха окажется дома, она не помешает ему поговорить с Людкой так, как он хочет и как она того заслуживает. Но если сегодня вечером Людка дома, значит, ее смена будет разве что завтра вечером — он наизусть помнил график ее дежурств в больнице. Что ж, тогда прямо утром он к ней и пожалует. Это самое удачное время: соседи кто на работе, кто на отдыхе, кто на даче, они не смогут увидеть его, предупредить Людку и предупредить ментов о его появлении. А после того как Витек расправится с ней, он сразу же уедет в Тулу — и поминай как звали. Выправит паспорт, заживет где-нибудь, где его искать не станут…
Главное, не суетиться. И пусть менты его ищут хоть до скончания века! Исчезнет навсегда Витек Жмуров, и появится новый человек, обладающий в этой жизни всеми правами законопослушных граждан.
Он уедет жить на юг, куда-нибудь под Ростов или Краснодар, хватит, намерзся за Полярным кругом, лежа в весенние звездные ночи в стылом болоте с «Калашниковым» на пузе. Там он заживет кум королю. Заведет себе бабу, простую, без затей, может, даже с дитем, чтоб крепче любила, и будет жить в беленьком домике под вишнями, отмыв липкую вязкую кровь, которая обмарала его всего, с ног до головы. На старой жизни он поставит крест.
Бродя по остывающим от дневного жара улицам, Витек размышлял, к кому бы завалиться переночевать. Все его дружки сидели в местах не столь отдаленных, а если кто и остался на воле, то неизвестно, не скурвился ли, не снюхался ли с ментами. Сейчас Витек пошел бы к Петрухе, им есть о чем поговорить, но и это слишком опасно — даже у Петрухи его может ждать засада.
Не имея ни с кем дружеских отношений, считая за таковые связи в уголовном мире, Жмуров тем не менее считал Петруху своим другом. А как же! Кто сообщил ему о том, что Людка на свободе и гуляет с новым мужиком, по виду, однозначно, фраером! Кто открыл глаза Витьку на квартирные козни тети Маши, которую тот уже считал за свою тещу, — тоже Петруха!
Витек помнил тот ясный денек, когда он получил письмецо в обтрепанном конверте, написанное корявым почерком. Сначала он удивился, что письмо не от Людки, — что-то от нее давно ничего не было, а потом, вчитываясь в ползущие вниз строки, даже обрадовался: хоть с опозданием, но он узнал причину ее затянувшегося молчания. Петруха, неумело составляя слова в угловатые выражения, писал:
«Здравствуй Витек! Пишет тебе с пламенным приветом из твоего родного города Петр Редькин. Писать я не люблю но должен. Ты мне всегда делал только добро и когда брали ларек меня не заложил. Сначала о себе. Я женился на Валентине помнишь она еще с Косым гуляла. Так вот ты не удивляйся она теперь законная супружница и моя жена. Как ты живешь? Когда освободишься? У нас говорили будет большая амнистия по случаю победы. Многие пацаны уже вернулись. Кирюшка вернулся без глаза, выбили на зоне. Лесика убили в прошлом годе по пьяни. Теперь тебя ждем. Хочу сообщить о Людке и тете Маше. У нас все рассказывают про тетю Машу она тебя как осужденного выписала с жилплощади твою комнату продала какой-то бабе чтобы свою дочку Людку с зоны вытащить. Было это уже давно. А недавно я заходил к Колюне по делам и смотрю тетя Маша из подъезда выходит. А еще недавно иду с Садового дворами мимо того места где Стрижа убили и вижу тетя Маша Людку в иномарку к какому-то зажравшемуся фраеру сажает. А Людка при полном параде расфуфырена в пух и прах я ее не сразу узнал во как изменилась от хорошей жизни. Мы с мужиками сначала думали ребра мужику посчитать за тебя отомстить а потом решили ты сам вернешься и разберешься с ними обойма. Вот такие мои известия. Извини если не так написал но лучше если я тебе скажу чем если ты сам приедешь и найдешь ее в совсем другом положении чем раньше. Привет тебе от всех наших ребят. Мы ждем когда ты освободишься. Если тебя домой не пустят приходи сразу ко мне Валентина не будет против. Как там у вас со жратвой и куревом. У нас хорошо.