Голая правда
Шрифт:
— А кто же, — спрашиваю, — выдвинул его? Какой коллектив? И за что? Нет, конечно, есть за что, я не спорю… Но за что именно, хочется знать?
— Как же, — говорит, — да за эти все фильмы, любимые народом, «Яйца, сваренные вкрутую», «Самопальщики», «Язык без костей» и за другие тоже… А выдвинул… Да наш комитет его и выдвинул. По его приватной просьбе…
«Ну, — думаю, — однако!»
— А что, — вслух спрашиваю, — премию на весь коллектив поделят или как?
— Или как, — отвечает говорливая Фильдекосовая.
— Несправедливо, — кричу, — а как же другие любимые народом артисты, которые в этих
Не огорчилась я, честно говорю, но обиделась. Как же он так… Отчего же искренне любящей его Лизавете С. не сказался? Отчего скрыл? Не осудила бы я его, если бы он своим бархатным голосочком заслуженного Дон Жуана республики мне эту новость открыл, с таким, знаете ли, изящным легкомыслием… Не осудила бы!
Но исподтишка! Но за спиной! Но втайне от родного коллектива и от меня, его любящей… Да что там я! Да что же он самого Куропяткина в свою компанию не пустил? Не потому ли, что Куропяткин попивать крепенько начал? А братья Карамазовы, а князь Мышкин? Они тоже хочут (вернее, хотят)! И тоже права имеют!
Крепко тогда я на него обиделась. «Как же, — все думала, — так своими собратьями по сцене пренебрегать…» Но сейчас-то дело уже прошлое, да и женщина я незлопамятная…
…Я вам лучше другую историю расскажу. Все про того же премиелюбивого Антея Софокловича. Как он на старости лет решил бизнесом заняться. Дело-то маленькое, историйка-то неинтересная, но и она сгодится. Дабы любезные читатели не полагали, что артисты лыком шиты. Они тоже денежки считать умеют. И любят.
«Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой… (впрочем, не столь уж и глубокой, чтобы об этом можно было забыть…) однажды в гриднице высокой… (ну, не в гриднице, а в зале ресторана «Берлин») Владимир Солнце пировал… (ну, не Владимир, куда там доисторическому Владимиру до нашего любимого Антония Сцеволовича)».
Так вот, образовался у нас в театре один такой завзятый театрал, господин… э-э-э, как бы его так, господин… ну, назовем его Гарпагоновым. Ведь вы, мои любезные читатели, наверное, любите неутомительные упражнения для развития головного мозга, как-то: шарады, головоломки и прочие ребусы. Уж вам-то не составит труда узнать, кто скрывается за этой говорящей фамилией!
Так вот, этот господин Гарпагонов после неоднократного распития спиртных напитков в гостинице «Берлин» расчувствовался, прослезился и расщедрился на сумму… Ну, очень кругленькую и весьма приятненькую для бедного театра сумму, числовым выражением которой не могу смущать я слабонервных читателей. Ну, так и быть, я вам тонко намекну, что сия кругленькая сумма выражалась числом с пятью симпатичными нулями на конце. И выделена она была добросердечным меценатом, господином Шейлоком Гарпагоновым, на реконструкцию здания театра и для поездки всей труппы на фестиваль театров в город Эдинбург.
Не знал добренький господин Гарпагонов, что здание театра ну буквально за месяц до того было отремонтировано. Давно он не был в наших краях, пребывая в заграницах, в прекрасном далеке, однако сохранил в своем сердце, истомленном тягой к прекрасному, любовь к русской
Оставшиеся от широкого жеста деньги Шейлока Гарпагонова были сразу же употреблены замечательным артистом мсье де Кабаканом на постройку летнего домика для… Ну что вы, мои проницательные читатели! Не для труппы театра, разумеется, а для своей семьи. И если вы думаете, что семья достопочтенного господина Кабаки — это труппа театра, то вы сильно заблуждаетесь…
К счастью, доброго господина Шейлока Гобсековича Гарпагонова вовремя убили. Нет, подозрительные мои читатели, ни в коей мере я не обвиняю многоуважаемого артиста Кабакмана в убийстве! Боже упаси, сохрани и помилуй! Это была бы форменная клевета! Да он и мухи не обидит, наш мягкий, сентиментальный Аристотель Сенекович, не говоря уже о слоне. Просто он воспользовался ситуацией… Удачно прокрутил деньги… Никто об этом не знал… Кроме старой приятельницы господина Гарпагонова, вашей покорной слуги Лизаветы С. Кроме того, еще несколько лет назад это не было зазорным, все так делали. Кто мог, конечно…
Не правда ли, замечательные истории имеются в моем загашнике? Не правда ли, теперь вам хочется, мои голодные читатели, чего-нибудь остренького, перченого, посыпанного толченым чесноком, мускатным орехом и гвоздикой? Не подать ли вам на закуску историй подпольной любви, летописей знойных страстей, годящихся и для бразильского телесериала?
Есть у меня в запасе такая историйка! Чрезвычайно милая. Как небезызвестный вам господин Кабакиади стал отцом в возрасте пятидесяти пяти лет, нимало того не желая…
Кто, кто она, главная героиня нашего сериала, кто она, падшая лилия, бутон розы, оборванный жестокой рукой безжалостного рока? Кто эта жертва знаменитого тирана? Кто эта любимая наложница арабского шейха из Нечерноземья? Разрешите вам ее представить.
Итак… Перед вами (оркестр играет туш)… Звезда нашей сцены… Несравненная… ЛИЗАВЕТА СМЕРДЯЩАЯ! Прошу любить и жаловать!..»
Лиля вздохнула и закрыла тетрадь. Теперь ей все ясно насчет мсье де Кабакана…
Что ж, надо искать новые фактики…
Глава 19
ТЕТ-А-ТЕТ НА ТРОИХ
Утро светило нежным розовым светом, терявшимся в листве густых разлапистых кленов. Накануне прошел дождь, о нем еще напоминали темные пятна луж на асфальте, и прозрачный воздух еще сохранял ночную грозовую свежесть. Густо гудели тепловозы, таща в отстойник зеленые вагоны дальних поездов. Площадь трех вокзалов, как всегда, гремела автомобилями и кишела приезжим народом.
Посвистывая, Григорий Жало дефилировал вдоль стен Казанского вокзала и наслаждался прекрасной погодой. Поводов для отличного настроения у него было предостаточно. Во-первых, у него сегодня выходной день, во-вторых, у его девчонки, Жанны, которая торгует в переходе около универмага «Московский», день рождения, и вечером намечается небольшой сабантуйчик, а в-третьих, у него припасен небольшой, но приятный подарок для возлюбленной — перстенек, который Гриша давеча удачно сторговал у приезжего лоха.