Голая правда
Шрифт:
Такой она ей и казалась, Шиловская: хрупкой, невинной, неспособной к сопротивлению. И когда Барыбин, поражаясь наивности своей подруги, описывал некоторые поступки своей бывшей жены, бывшие притчей во языцех всей Москвы, Ирина от изумления не находила слов, так не вязался образ, запечатленный в ее представлении, с реальной женщиной.
И вот в те черные дни, когда ее муж (Ирина уже считала Барыбина своим мужем) сидел, в отчаянии запустив руки в волосы, подернутые, будто пеплом, первой сединой, она наконец
Ирина помнила и вторую часть гадания: длинноволосая женщина погубит их счастье, если она, Ирина, ей не помешает. Поэтому, когда Барыбин был готов сдаться, уступить Шиловской в изматывающей схватке, верная подруга поддерживала его, умоляя не опускать руки. Но это мало помогало.
…В тот вечер он вернулся домой поздно. Взволнованно мерил шагами комнату, от злости рубил ребром ладони воздух и, судорожно выдыхая пересохшим ртом, рассказывал ей о новой выдумке своей бывшей супруги — о литературных изысканиях с устрашающим названием «Голая правда».
— Ты понимаешь, что это подлость! — говорил Барыбин, с едва сдерживаемым бешенством мечась по комнате, как запертый в клетку уссурийский тигр. — Она хочет разгласить сведения, которые я Доверил ей, своей жене! Она хочет на них заработать деньги! Ей мало того, что она меня обобрала и вымотала!
— Подожди, — спокойно сказала Ирина, внутренне замирая от ужаса. — Давай подумаем, чем это может тебе грозить.
— Скандал, огласка! Ладно бы еще только я был в этом замешан, черт с ней. Но есть еще люди, очень влиятельные люди, и им это не понравится! Они не будут ждать, чтобы хотя бы тень подозрения упала на них!..
— И чем это может тебе грозить?
— Чем? — Барыбин криво ухмыльнулся. — Они могут меня убрать. Просто убрать. Я не знаю, как это будет выглядеть — автокатастрофа, уличное нападение, взрывное устройство, подложенное под машину… Не знаю… Я знаю только, что на моей жизни можно поставить большой жирный крест. И все благодаря ей, этой откормленной твари…
— А если согласиться на ее условия? — хладнокровно расспрашивала Ирина. Ее ум, обострившийся от страха за жизнь любимого, метался в поисках выхода.
— Она все равно издаст книгу. Даже если я отдам ей все на свете. Даже если вся вселенная приползет к ней на коленях и будет умолять, она все равно ее издаст. И даже поторопится сделать это побыстрее, чтобы поскорее насладиться успехом.
— Послушай, а может быть, стоит обратиться к тем людям, которым, как ты говоришь, невыгодно, чтобы все раскрылось. Пусть они помогут тебе с ней справиться. Припугнут или что-нибудь в этом роде. Пусть запретят ей издавать эту книгу!
Барыбин только обреченно махнул рукой, болезненно поморщившись:
— Как ты не понимаешь, я не должен был никому об этом рассказывать, даже собственной жене. Тем более собственной жене. Я сделал ошибку, а за ошибку принято расплачиваться по полной программе, а не бежать с просьбами: «Дяденьки, накажите эту нехорошую тетю!» Даже если они ей помешают, мне все равно не жить — я нарушил правила игры.
Помолчали.
— Остается одно средство, — через некоторое время сказала Ирина.
— Какое?
— Книга не должна выйти.
— Невозможно, я пробовал договориться, она не хочет…
— Надо ее заставить.
— Как?
— Силой.
— Против лома нет приема.
— Если нет другого лома. Я сама пойду к ней.
— Ты ее не знаешь. Она прикинется перед тобой бедной овечкой, которую грызут злые волки, и ты первая ее пожалеешь. А потом она посмеется над тобой и выкинет что-нибудь остренькое, о чем можно будет рассказывать своим друзьям, чтобы у них животы подводило от смеха.
— Я выкраду у нее записи.
— Уверен, у нее есть копия в сейфе какого-нибудь банка.
— Если она не захочет отдать, я ее…
Ирина подняла на мужа глаза, полные непролившихся слез. Он подошел к ней и ласково обнял:
— Девочка моя, я не пущу тебя. Это все равно что купаться в одной ванне с акулой.
Она прошептала:
— Ты понимаешь, у нас нет другого выхода…
Он сказал, напрягшись всем телом в страстном желании защитить ее от всего враждебного мира:
— Понимаю…
…Ирина не знала, где живет Шиловская. Как-то, когда они проезжали около Патриарших прудов, Алексей бросил, кивком указывая куда-то в сторону:
— Здесь обитает моя благоверная. Свила себе змеиное гнездышко.
Она запомнила только большой желтый дом с аркой, ведущей в затененный старыми деревьями двор. Напротив аптека — зеленый крест, чаша, обвитая змеей. Ну, не беда, она зрительно запомнила дом, а номер квартиры можно узнать у жильцов.
Она надела свой старый плащ, чтобы не выделяться из толпы. Надела темные очки. Пожалела, что у нее нет пистолета. Если пригрозить ей пистолетом, может, она испугалась бы и тогда…
Дом она нашла быстро. Вошла во двор. Ее окружали десятки одинаковых окон. Которое из них?
Ирина села на лавочку в тени густых деревьев. В песочнице играли малыши. Их крики отражались от стен, образующих замкнутый четырехугольник, и продолжали гудеть, как комар, попавший в банку.
Она улыбнулась. Скоро у них с Алексеем тоже будут дети. Много детей. Они оба так мечтают об этом. Интересно, ведь у неетоже есть ребенок. Кажется, девочка. Да-да, Алеша говорил, что девочка. Она живет с ее родителями где-то в провинции. Интересно, она любит свою девочку? Почему она тогда не живет с ней? Чтобы без помех портить жизнь другим людям?