Голая правда
Шрифт:
— Там видно будет, — уклончиво ответил Костырев. — Дыма без огня не бывает.
А через час потрясенный происшедшим Барыбин давал показания. Он выглядел подавленным и растерянным.
— Как вы считаете, кому могла быть выгодна ваша смерть? — напрямик спросил Костырев.
Барыбин молча пожал плечами. Он сидел на стуле, опустив плечи, и, кажется, был не в силах держать себя в руках, изображая ничего не подозревающую жертву правосудия. На вопросы он отвечал уклончиво,
— Если бы не погибла Евгения, я бы сказал, что только ей, — ответил он наконец, криво усмехаясь. — Но ее нет в живых, и это для меня такая же загадка, как и для вас. Я пока могу предположить только мелкое хулиганство.
— Мелкое хулиганство — когда с балкона кидают бутылку с бензином. А ваш случай квалифицируется как покушение на убийство. Если один раз покушение не удалось, то есть шанс, что оно повторится снова.
— Сам нахожусь в неведении. — Барыбин обескураженно развел руками.
— Вы хотите сказать, что предпочитаете молча ожидать своей участи? Вас предупреждали о готовящемся покушении? Были ли звонки с угрозами, письма, намеки?
Барыбин пожал плечами и, отрицательно покачав головой, произнес:
— Нет, ничего похожего не было. Поймите, покушение для меня полнейшая неожиданность. Я даже думаю, что тот, кто подложил бомбу, ошибся адресом.
— Вы хотите сказать, что у вас нет врагов ни в бизнесе, ни в личной жизни?
— Враги — это громко сказано. Просто есть люди, с которыми я предпочитаю не вести никаких дел.
— Поймите, — втолковывал ему Костырев, — для вас выгоднее, чтобы два дела были совмещены и их расследование не вышло бы за рамки нашего управления. Я имею в виду ФСБ…
Но Барыбин был непробиваем. Он сидел, как монолитная скала, на все вопросы только отрицательно покачивая головой и тяжело вздыхая. Вид у него был понурый.
— Хорошо, не хотите отвечать на вопросы по поводу покушения, расскажите, зачем вы приходили к Шиловской перед ее смертью.
— Я не был у нее.
— А как вы можете объяснить появление следов вашей весьма характерной обуви в ее квартире?
Барыбин пожал плечами:
— Что тут такого… Я часто бывал у нее дома. Мы обсуждали вопросы, связанные с разводом.
— И когда вы посещали ее в последний раз?
— Ну, кажется, последний раз двадцать пятого… Да-да, пожалуй, именно двадцать пятого.
— Во сколько?
— Днем, часа в три.
— В это время она была в театре. Есть показания свидетелей.
— Ну, тогда днем раньше.
— Тюрина убиралась в квартире днем двадцать четвертого июня. Соответственно ваш след мог появиться только позже этого срока. Мы установили пребывание всех людей в квартире Шиловской двадцать пятого июня по минутам. И вас в их числе не было.
— Простите, — наконец признал Барыбин. — Я не в состоянии сейчас разговаривать. Не могу, понимаете, не могу…
Костырев был недоволен таким поворотом дела. Но ничего не оставалось делать, как отпустить бизнесмена. Не выжимать же из него показания, тем более что после покушения Барыбин мог сослаться на шоковое состояние.
«Зайдем с другой стороны», — решил Костырев и, отпустив Барыбина с миром, тут же направился в его офис, чтобы поговорить с Тишиной. У него имелось в запасе не более часа, пока Барыбин ездил на перевязку к своему личному врачу.
— Надо уточнить некоторые детали вашего посещения, — туманно выразился Костырев.
Находясь за своим столом, в своем кабинете, в своей стихии, Ирина Тишина совсем не выглядела такой напуганной. Она, правда, была бледной и взволнованной — сказывались переживания за жизнь Барыбина.
В конторе никто и не думал работать — все обсуждали ЧП, приключившееся с хозяином, и ставили это событие в непосредственную связь с прибавкой к жалованью.
— Ведь под пулями ходим, — томно говорил молодой человек с повадками прожженного ловеласа, рисуясь перед женской аудиторией.
Контора Барыбина производила впечатление надежности, респектабельности и легких денег. Немногие, приобщенные к раю, имели вид сытый, но несколько встревоженный — они были обеспокоены грозящей перспективой внезапного окончания их благополучной жизни.
— Вы не можете представить себе, до какой степени я за него испугалась, — делилась Ирина переживаниями, взволнованно перебирая бумаги на столе. — Алексей не хотел меня волновать и представил все в таком виде… Мне кажется, что теперь-то все только начинается. — Беспокойный взгляд Тишиной обливал Костырева мягким сиянием. — Я так боюсь, так боюсь…
— Чего вы боитесь? — осторожно выведывал тот. — Ведь это может быть случайность. Метили в кого-то другого, а попали в вашего супруга.
— Нет. Если бы это было так, я была бы почти спокойна. Нет, его хотят убить, я знаю! — Ирина в ужасе приложила ладони к щекам.
— Неужели? Кому выгодно убить вашего супруга?
— Я не знаю кому… — Ирина чуть не плакала. — Если бы я знала! Я бы всю свою жизнь отдала, только бы его оставили в покое!.. Но он ничего не говорит, а сам ходит напряженный, как будто каждую секунду ждет выстрела в спину или чего-то еще похуже.
— Что может быть хуже… — философски заметил Костырев.