Голем и джинн
Шрифт:
— Как ты думаешь, что с ней не так? — спрашивал мистер Радзин свою жену вечером.
— Все с ней в порядке, — отрезала та.
— Но у меня ведь есть глаза, Тея. И у тебя есть. Она не такая, как все.
Они лежали в кровати. Неподалеку, у стены, посапывали Сельма и Аби, спящие беспробудным сном детства.
— Когда я была маленькой, — заговорила Тея, — рядом жил мальчик, который все время все считал. Травинки, кирпичи в стене. Другие мальчики окружали его и выкрикивали разные цифры, он сбивался, и ему приходилось начинать все сначала. Он стоял и считал, а по лицу
— Ну и как? Натворил?
— Нет, конечно. Но он рано умер, еще до того, как мы уехали. Мул лягнул его прямо в голову. — Она помолчала немного. — И знаешь, мне всегда казалось, что он сам это подстроил. Специально.
— Самоубийство с помощью мула? — фыркнул Радзин.
— Все знают, что это очень вспыльчивое животное.
— Для того чтобы покончить с собой, можно найти способ и получше.
Жена сердито повернулась на другой бок:
— Сама не знаю, зачем я с тобой разговариваю. Если я назову что-то белым, ты непременно скажешь, что это черное.
— Если я увижу, что Хава подбирается к какому-нибудь мулу, обязательно предупрежу тебя.
— Ты ужасный человек! У тебя не голова, а репа.
Они замолчали, но потом она снова заговорила:
— Хотела бы я посмотреть на мула, который решит ее лягнуть. Она возьмет его за задние ноги и заплетет, как халу.
Радзин громко хохотнул, и Аби что-то пробормотал во сне. Его сестра беспокойно зашевелилась. Родители замерли, но дети так и не проснулись, и в комнате опять стало тихо.
— Давай спи, — прошептала Тея. — И оставь мне хоть краешек одеяла в кои-то веки.
Радзин еще долго лежал без сна, слушая дыхание детей и жены. На следующее утро он отвел свою новую работницу в сторону и объявил, что поднимает ей жалованье на два цента в день.
— Ты это заслужила, — отрывисто сказал он. — Но если проболтаешься Анне, будешь делить эти деньги с ней. Я не желаю, чтобы она непрерывно ныла и требовала денег, которых не заработала.
Он ожидал от нее слов благодарности, но она стояла молча и казалась даже огорченной.
— Эй, девушка! Ты только что получила прибавку. Ты что, не рада?
— Конечно рада, — тут же ответила она. — Очень. Спасибо вам. Я ничего не скажу Анне.
Но весь этот день она выглядела особенно задумчивой и смотрела на Анну как будто виновато.
— Нечестно, что Анне будут платить меньше, чем мне, — жаловалась Хава равви Мейеру. — Она ведь не может работать столько, сколько я! Это не ее вина!
Она расхаживала взад-вперед по гостиной равви. Был вечер пятницы, и на столе еще стояла неубранная после ужина посуда. Девушка всегда с нетерпением ждала этого вечера, который проводила с равви, — начало Шаббата было единственным за неделю временем, когда она могла задавать вопросы и говорить свободно. Но на этот раз новая и мучительная проблема вытеснила у нее из головы все остальные мысли. Равви обеспокоенно следил
— Да мне ведь и не нужны эти деньги, — продолжала девушка. — Мне не на что их тратить.
— Купи себе что-нибудь приятное, чтобы вознаградить себя за хорошую работу. Может, новую шляпку?
— Но у меня уже есть шляпка, — нахмурилась она. — Разве с ней что-то не так?
— Да нет, с ней все в порядке, — заверил ее равви, решив, что тот, кто создавал девушку, забыл снабдить ее даже малой толикой женского кокетства. — Хава, я понимаю, что ты расстроена, и это, несомненно, говорит в твою пользу. Но ведь, с точки зрения Радзина, ты стоишь больше, чем Анна. И платить вам одинаковое жалованье было бы несправедливо. Скажем, мне надо купить новый чайник, и у меня есть выбор: один чайник большой, другой маленький. Ты ведь не удивишься, если большой чайник будет стоить больше?
— А что, если тот человек, который сделал маленький чайник, беднее? И деньги ему нужнее, и семья у него больше? Вы ведь вспомните об этом, когда будете принимать решение?
— Да, наверное, вспомню, — вздохнул равви. — Но если бы я ничего не знал об этом, как обычно и бывает, я бы просто видел два чайника — большой и поменьше. Это же видит и Радзин. И пожалуйста, Хава, перестань ходить туда-сюда. У меня уже голова от тебя кружится.
Она тут же послушно остановилась, села на стул и сложила руки на коленях.
— Может, я буду отдавать кому-нибудь те деньги, которые мне не нужны? Правильно! — Лицо Голема осветилось. — Я могу отдать их вам!
Она сразу же поняла, что равви не нравится ее новая идея.
— Нет, Хава. Это твои деньги, а не мои.
— Но мне они не нужны!
— Может, сейчас и не нужны. Но ведь надо думать и о будущем. Я прожил долгую жизнь и знаю, что обязательно придет время, когда они тебе понадобятся, и приходит оно всегда неожиданно. Деньги — это инструмент, и с его помощью можно сделать много добра и для себя, и для других.
Совет был хорош, но все-таки девушка никак не могла успокоиться. В последнее время равви все время говорил с ней так, как будто отвечал на простой вопрос, а на самом деле имел в виду что-то более важное, что случится впереди. Она подозревала, что он старается научить ее как можно большему за короткое оставшееся время. Он кашлял не больше, чем раньше, но и не меньше. И она замечала, что одежда теперь висит на нем, словно он съежился. Равви говорил, что так и должно быть. «Я старик, Хава, — объяснял он. — А человеческое тело похоже на кусок ткани. Как за ним ни ухаживай, оно все равно изнашивается с годами».
«А как же тело голема? — думала она. — Он говорит, что я не буду стареть, но, может, я тоже буду изнашиваться?» Хава часто размышляла об этом, но ничего не говорила вслух. Она начинала понимать, что подобные вопросы — это чересчур тяжелый груз для них обоих.
— А кроме того, — продолжал тем временем равви, — из всего, что ты мне рассказывала, можно сделать вывод, что эта Анна не слишком серьезная девушка. Возможно, глядя на тебя, она сможет научиться чему-нибудь хорошему, даже если с рождения это ей не присуще.