Голев и Кастро (Приключения гастарбайтера)
Шрифт:
– Спать будете по двое, - пояснил Леша, подзывая к себе крайне несимпатичного человека непонятной национальности, смуглого и юркого, как дождевой червь. Они о чем-то пошептались, и Леша сообщил всем:
– С утра будут давать чай и хлеб. Теперь все, отдыхайте, располагайтесь. Ждите информации.
Душевой здесь не было - только колонка во дворе.
Мрачный Александр огляделся по сторонам и сказал:
– Ну и влипли мы с вами, пацаны! Конкретно попали!
Он достался Голеву в соседи по койке. Ночью мало кто из двенадцати спал: среди новых соседей оказался
В это утро Голев выкурил последнюю, из привезенных с собой, сигарету.
Денег у него оставалось пятнадцать долларов. Голев промучился без курева несколько часов, а потом решил бросить. Ну а что еще было делать - подбирать чинарики?
До вечера держался, гуляя по Мафре, потом почувствовал, как его грызет изнутри голод, который прежде заглушали сигареты. Теперь есть захотелось с новой силой. Курить было дешевле, и Голев, стиснув зубы, решил стрельнуть сигарету у полненькой розовощекой дамы, читавшей газету за столиком в уличном кафе. Дама, к удивлению Голева, не только дала ему сигарету, но и, порыскав в сумке, достала оттуда нераспечатанную пачку и вручила ее Голеву вместе с бумажкой в тысячу эскудо.
– Мерси, мадам, - отчего-то по-французски сказал Голев, взял подаяние и потом, закурив и свернув за первый же угол, разглядывал себя в зеркальной витрине, свои запавшие глаза, грязные волосы, небритые щеки, засалившуюся рубашку и худые, освенцимные, руки, на которых даже волос как будто стало меньше...
Три обещанных Лешей дня прошли, за ними потянулась новая неделя. Голодные, озверевшие мужики пытались самостоятельно устроиться на соседнюю стройку, но чернолицый прораб - или как это здесь у них называется - даже не стал разговаривать с худосочными грязными людьми, одетыми в старенькие спортивные костюмы.
У Семена совсем сдали нервы, он плакал, как девочка, а между всхлипами колотил в и без того хлипкую стену барака.
Голев держался только благодаря самодисциплине и... подаяниям, которые случались время от времени. Он не стоял с потертой кепчонкой в руках на центральной площади, зато ему отчего-то везло на сердобольных дамочек постбальзаковского возраста. Одна такая тетенька, в седеньких локонах и золотых сережках, оттягивавших уши к плечам, даже всплакнула, глядя, как Голев уписывает недоеденный ею бифштекс, и, к неудовольствию вылощенного официанта, заказала for poor boy рюмку портвейна "руби" с изюмным, протяжным вкусом.
Если б Голеву показали эту сценку полгода назад, он бы не поверил, что способен на такое. Но вечный, пожирающий внутренности голод не считался с моральными установками и гордостью, которая, как ни странно, никуда не делась - именно она, наверное, и подкупала добрых богатых дамочек, обедающих в открытых ресторанах. Голев выглядел не жалко, а трагически, и сердобольные, недолюбленные дамочки это чувствовали. Та, с портвейном, потом дала ему пятитысячную бумажку, и он несколько дней питался как человек.
На работу уже никто не надеялся. Леша пропал, в Мафре они жили целый месяц.
– Хорошо, что хоть паспорта они у нас не забрали, - заметил как-то вечером Александр. Голев вдруг схватился за голову и начал вытаскивать паспорт из кармана. Потом отшвырнул книжечку в сторону.
– Ты чего?
– вяло спросил Семен.
– Виза заканчивается через день! Нам отсюда не выбраться ни при каких обстоятельствах! И работать нас никто не возьмет с просроченной визой!
На этих словах в комнату вошел комендант барака и сказал на крайне скверном русском - казалось, что ему нравится его коверкать:
– Ви должать деньги за проживание. Через завтра ви ехать аут! Ваш босс платить половина и не платить еще половина. Андестуд?
Все посмотрели на Голева, и он кивнул, что понял. Все поняли.
– Но я иметь вам дать работа, - у коменданта вдруг заблестели глазки, - ми можем купить ваша хорошая почка для наших плохих больных! Очень дорогая почка! Хорошая питания, отдыха, потом ми купаем ваша почка, и вы ехать аут! Росия! Руски почка - карошая!
Голев так и сел.
– А сколько стоит это, если я вам продам почку?
– угрюмо спросил Семен.
– О-о!
– обрадовался комендант.
– Я только связую вас с интересными в этом вопросе людьми, это можно завтра! Кто хотеть продавать почка?
Семен поднял руку, как в школе, в первом классе. За ним - Миша, его земляк.
На другой день они оба исчезли, зато появился Леша.
– У нас кончилась виза, - вежливо сказал Голев, хотя его покрыли боязливые мурашки.
– Завтра выходим на работу.
– Леша прошел к опустевшей кровати друзей-харьковчан.
– Сблызнули? Ну ладно, вам теперь больше достанется... Так, слухайте сюда! Работа на стройке, два раза кормят, зарплата идет первый месяц за жилье.
– Чего?
– взвыл Александр.
– За жилье, - повторил Леша, снимая в первый раз свои очки, и все убедились, что лучше бы он этого не делал - глаза у Леши были желтого цвета и цеплялись с двух сторон к переносице.
– Мы должны много денег местным представителям. Приехала еще одна группа, шесть человек, вам придется потесниться. Все, завтра подъем в семь ноль-ноль.
Как только за Лешей закрылась фанерная дверь, мужики потянулись во двор курить, а Голев начал запихивать свой скудный скарб в рюкзак. Запасные штаны, смена белья, носки, зажигалка, Цвейг, конверт с Танькиными и детскими фотографиями, куртка, часики мамы Юли... Некурящий Александр смотрел на него измученными глазами:
– Ты куда?
– В Лиссабон. В посольство пойду наше.
– Нужен ты там кому-то. У этих все повязано.
– Ну и что!
– А домой ты с чем приедешь?
– Александр взял в руки Цвейга и взвесил на ладони.
– С книжечкой? Дети твою книжечку кушать будут?
Голев отобрал у хабаровчанина Цвейга, сунул обратно в рюкзак. Через минуту он шагал к железнодорожному вокзалу города Мафры и думал о том единственном, что может помешать ему вернуться. Долг Ишмуратову... Семьсот долларов с процентами.