Голливудская трилогия в одном томе
Шрифт:
– Спустился?
– Я столкнулся с ним лицом к лицу.
Крамли впервые слегка побледнел.
– Ты доиграешься до того, что тебя убьют, черт побери. Держись подальше от высоких точек. Кстати, может, нам не стоит торчать здесь и трепаться у всех на виду? Что, если эти чистильщики вернутся?
– Верно.
Я зашагал прочь.
– Тебя подбросить?
– Тут всего один квартал до студии.
– Я отправляюсь в центр, в газетный архив. Там должно быть что-нибудь, чего мы еще не знаем, об Арбутноте и о тридцать четвертом
– О Крам, – сказал я, оборачиваясь, – мы оба знаем, что его уже сожгли и пепел развеяли. Мы что, заберемся в мусоросжигатель на задворках студии и будем перетряхивать золу? Я возвращаюсь в Гефсиманский сад.
– Там безопасно?
– Безопасней, чем на Голгофе.
– Сиди там. Позвони мне.
– Ты и так услышишь меня на другом конце города, даже без телефона, – сказал я.
47
Но сначала я остановился у Голгофы.
Все три креста были пусты.
– Иисус, – прошептал я, трогая в кармане его смятую фотографию, и вдруг понял, что уже некоторое время меня преследует ощущение чьего-то могущественного присутствия.
Я оглянулся и увидел, что за моей спиной неслышно крадется туманное облако Мэнни, его темно-серый, как китайский лаковый ларец, похоронный «Роллс-Ройс». Я услышал, как задняя дверь чмокнула резиновыми деснами и бесшумно распахнулась, выдохнув холодное облачко кондиционированного воздуха. Сам размером с эскимо на палочке, Мэнни Либер выглянул из своего элегантного холодильника.
– Эй, ты! – позвал он.
Стоял жаркий день. Я заглянул в прохладный салон «Роллс-Ройса», чтобы освежить лицо, одновременно затачивая разум.
– У меня для тебя новость. – Я видел, как в искусственном морозном воздухе изо рта Мэнни выходит облачко пара. – Мы закрываем студию на два дня. Генеральная уборка. Подкраска. Ломка старого.
– Как вы можете? Такие затраты…
– Каждому заплатят как за полный рабочий день. Это давно надо было сделать. Так что мы закрываемся…
«Зачем? – думал я. – Чтобы убрать всех с площадки. Они знают или подозревают, что Рой до сих пор жив и кто-то пообещал им найти его и убить?»
– Это самая большая глупость, какую я слышал в жизни.
Мне показалось, что оскорбление будет лучшим ответом. Никто ни в чем тебя не заподозрит, если ты, в свою очередь, будешь настолько глуп, чтобы грубить.
– И чья это дурацкая идея? – спросил я.
– Что ты имеешь в виду? – вскричал Мэнни, откидываясь назад в своем холодильнике. Его дыхание вырывалось клубами морозного пара. – Моя!
– Вы не настолько глупы, – продолжал я. – Вы бы никогда такого не сделали. Вы слишком заботитесь о деньгах. Кто-то другой приказал вам это сделать. Кто-то, кто выше вас?
– Нет никого выше меня!
Но пока губы произносили эту двусмысленную ложь, его взгляд скользнул в сторону.
– Вы отдаете себе отчет, что это может стоить
– Предположим, – уклончиво согласился Мэнни.
– Наверняка все идет из Нью-Йорка, – выпалил я. – Вам звонили эти пигмеи с Манхэттена. Безумные макаки. Осталось всего два дня до окончания съемок «Цезаря и Христа». А что, если Иисус опять запьет, пока вы там подкрашиваете павильоны?
– Сцена с костром была последней. Мы вычеркиваем его из нашей Библии. Ты вычеркиваешь. И еще: как только студия откроется, ты возвращаешься на «Смерть несется вскачь».
Его слова обдали мое лицо холодом. Мурашки побежали у меня по спине.
– Это невозможно без Роя Холдстрома. – Я решил разыграть из себя еще более наивного и тупого. – А Рой умер.
– Что? – Мэнни подался вперед, отчаянно пытаясь обрести над собой контроль, затем, прищурившись, посмотрел на меня. – Почему ты так говоришь?
– Он покончил с собой, – ответил я.
Подозрительность Мэнни еще более усилилась. Я представил себе, как он выслушивает отчет доктора Филипса: «Рой повесился в павильоне 13, тело срезано с веревки, вывезено, сожжено».
Я продолжал как можно наивнее:
– Его чудовища по-прежнему в павильоне тринадцать, под замком?
– Э-э-э, да, – солгал Мэнни.
– Рой жить не может без своих чудовищ. На другой день я пришел к нему в квартиру. Она была пуста. Кто-то украл все его фотокамеры и миниатюры. Без них Рой тоже не может жить. К тому же он не сбежал бы просто так, не сказав мне. После двадцати лет дружбы. Так что, черт возьми, Рой мертв.
Мэнни внимательно вгляделся в мое лицо, проверяя, можно ли мне верить. Я напустил на себя самый грустный вид.
– Найди его, – наконец сказал Мэнни, глядя немигающим взглядом.
– Я же говорю…
– Найди его, – повторил Мэнни, – или я вышвырну тебя вон и ты больше никогда в жизни не будешь работать ни на одной киностудии. Этот глупый сопляк не умер. Его видели на студии вчера. Может быть, он болтается тут, чтобы пробраться в тринадцатый павильон и заполучить обратно своих проклятых монстров. Скажи ему, что все забыто. Он вернется с прибавкой к зарплате. Пора признать, что мы были не правы и что он нам нужен. Найди его и тоже получишь прибавку. О’кей?
– Вы думаете, Рой использовал маску, голову, сделанную им из глины?
Мэнни побледнел еще больше.
– О боже, конечно нет! Мы поищем еще. Повесим объявления.
– Не думаю, что Рой захочет вернуться, если он не сможет создать свое чудовище.
– Вернется, если понимает свою выгоду.
«И его убьют через час после того, как он переступит порог?» – подумал я.
– Нет, – сказал я. – Он по-настоящему умер. Навсегда.
Я забил все гвозди в гроб Роя, надеясь, что Мэнни поверит и не станет закрывать студию, чтобы завершить поиски. Глупая идея. Но безумцы никогда не бывают умны.