Голливудские тайны
Шрифт:
Это несправедливо.
– Это Голливуд,- сказал я.- Ты и сам понимаешь. А я только маленький «независимый» продюсер. Я не имею тут веса. Почему ты просишь меня?
Он был теперь совершенно трезв. Он глядел на меня, не мигая, а голос понизил до шепота.
– Ты догадываешься, Эд, почему. Я не просто хочу от тебя работу. Хочу, чтоб ты поговорил обо мне со своими людьми.
– С моими людьми?
– Не прикидывайся. Я слышал. Слышал, чем ты вертишь. И я хочу к вам.
Ведь я заслужил, по делам. Я свой.
Невыносимо было видеть эти глаза. Я отвернулся.
– Ладно, Майк, знай. Я говорил со своими людьми, как ты их называешь, говорил тому несколько месяцев. Мы изучили твой случай. И они тебя отклонили.
Он коротко рассмеялся, потом с улыбкой сказал:
– Известное дело: хромому да не прыгнуть… Спасибо, что хоть говорил, Эд. Увидимся, дорогой.
Я ушел, мне не хотелось оставаться с ним дольше. Хотелось еще поболтать с его девушкой, но с ним рядом было невыносимо. Почему-то мучило чувство, будто я только что смертный приговор ему вынес.
Может, глупо брать на себя столько, но сообщение через месяц в газете о его самоубийстве адресовалось, вроде бы, мне. Они, многие, кончают собой, повидав меня. Особенно, если знают – или угадывают – правду.
Кей Кеннеди с собой не покончила.
Не скажу, кого она подцепила после того, как Майк Чарльз вышиб свои мозги в потолок из кольта тридцать восьмого калибра, но человек был для нее верный. Год не прошел, и она сделалась Кей Кеннеди, а ее волосы обрели натуральный каштановый цвет. Я стал за ней наблюдать. У «независимого» продюсера одна из главных задач – наблюдать за людьми, появившимися в нашей сфере. Наблюдать и ждать.
Я наблюдал и выжидал еще год, прежде чем опять с ней повстречался «У Романова» однажды вечером.
Она уже знала вкус первого настоящего успеха, сыграв в «Хорошей погоде».
Она сидела за одним из лучших столиков с Полом Сандерсоном, когда я вошел.
Пол крикнул мне «Хэлло!» через зал, и я направился к ним. Представляя ее, он произнес имя отчетливо. И ресницами она в этот раз не хлопала.
– Я ждала случая вновь вас увидеть, мистер Стерн,- сказала она.- Вы, может, меня и не помните.
– Нет, помню,- ответил я.- А знаете, что Чейсен играл с Джоу Куком в картине «Полегче на поворотах», «Блестящие, великолепные»?
– Конечно,- сказала она.- Но сомневаюсь, что он снимался в «Аризоне моей дорогой», которую Кук делал в «Парамаунте»[Крупнейшая голливудская фирма]. Немного скандальная вещь, между прочим.
– Да,- согласился я.
Пол Сандерсон вытаращился на нас обоих, потом встал.
– Мне кажется, вам лучше вдвоем поворковать,- сказал он.- К тому же мне в туалет надо.
Он поднялся и зашагал прочь.
– Мой новый премьер,- сказала Кей.- Конечно, не слишком он новый.
Я закивал.
– Сниматься начал не позже Гильберта Роуленда, думаю. Но все еще хорош, а?
– Очень.- Она пристально на меня посмотрела.- Как это они делают?
– Кто и что делает?
– Вы понимаете, о чем я. Как некоторые ухитряются держаться вечно? Ну, эти, из Первой десятки, самые «кассовые» год за годом. Ведь не стареют, нет же?
– Конечно стареют. Вспомните ушедших. Она сощурилась,
– Вот чего вы от меня хотите. Вот чего вы хотите от всех. Чтоб помнили ушедших и забыли, что дюжина других тут и всегда тут была. Дюжина, которая остается звездами пятнадцать, двадцать, двадцать пять лет и попрежнему играет заглавные роли. А кроме них – еще несколько режиссеров и продюсеров, Де Милль, люди, вроде вас. Когда вы пришли в Голливуд, мистер Стерн? В девятьсот каком, бишь?
– Вы читали мои письма? – спросил я. Она покачала головой.
– Я говорила с людьми,
– С кем?
– Ну, с вашим другом Майком Чарльзом, например. С вашим покойным другом.- Она помолчала.- В тот вечер нашего с вами знакомства, как вы распрощались, Майк здорово набрался. И кое-что мне открыл. Сказал, что тут существует узкий, тайный круг людей, контролирующих ситуацию. Они нацелены на высший уровень и решают, кто остается, кто уходит.
Сказал, что вы ему как раз тогда приказали уйти.
– Он был здорово навеселе тем вечером.- пробормотал я.
– Он не был навеселе другим вечером, когда застрелился.
Я глубоко вздохнул.
– Некоторые обманываются. Этот путь ведет к самоубийству.
– Он не обманывался в тот вечер.- Кей Кеннеди смотрела невозмутимо.- Я хочу знать правду.
Я вертел салфетку.
– Допустим, в этих россказнях что-то есть,- произнес я.- О, никаких нелепостей, вроде тайного ордена, в котором несколько главарей контролируют всю голливудскую паству, это смешно. Ни режиссер, ни продюсер, ни звезда экрана контрактом, рекламой продержаться не в силах, публика – вот кто решает судьбу. Но, допустим, существует несколько избранных, которыми публика дорожит. И существует способ среди них остаться. Даже давайте допустим, я могу знать этот способ.- Я взглянул на нее в упор.- Если так, почему я скажу о нем вам?
– Потому что из числа этих избранных,- прошептала Кей Кеннеди.- Я буду звездой, великой звездой. И останусь ей навсегда.
– У малютки большие планы.
– Когда я малюткой была, планы имела те же, большие. Что ж, смейтесь!
Мои родители тоже смеялись. Но я вынудила отца бросить работу и привезти меня на побережье. Он вкалывал по ночам на заводе, чтоб оплачивать мое обучение актерскому мастерству, пока не умер шесть лет назад. Его место заняла моя мать, на том же заводе, чтоб я могла продолжать обучение. Она умерла в прошлом году. Та же причина. Силикоз. Условия на заводе убийственные.