Голливудский участок
Шрифт:
— Уэсли, ты помнишь о независимом фильме, на который я пытаюсь найти деньги? — спросил Нейт. — У тебя была возможность поговорить об этом с отцом?
— Еще нет, — ответил Уэсли. — Папа в Токио. Но на твоем месте я не стал бы слишком надеяться. Он очень консервативный человек, когда речь идет о бизнесе.
— Я тоже, Уэсли, я тоже, — заверил его Нейт. — Я говорил, что вступаю в Гильдию киноактеров?
— Не помню, — ответил Уэсли, думая: «Он когда-нибудь прекратит или нет? Парню тридцать пять лет. Он станет кинозвездой не раньше, чем
— Каждый раз, когда я участвую в массовке, я получаю ваучер. Еще одна такая работа, и у меня будет достаточно ваучеров, чтобы заплатить вступительный взнос. Тогда я смогу вступить в Гильдию киноактеров.
— Потрясающе, Нейт, — сказал Уэсли.
Когда Нейт Голливуд ложился в постель после смены, его посещали фантазии о том, как он сидит в высоком парусиновом кресле в гриме и защитном нагруднике, не назначает свидания девушкам из массовки, использует слово «энергия» по крайней мере в каждом третьем предложении и живет в таком большом доме, где нужен специальный проводник, чтобы попасть в гостевую спальню. Такие были мечты у Натана Вайса по прозвищу Голливуд.
Что касается Уэсли Драбба, то в его мыслях царило смятение. Последнее время он настойчиво пытался убедить себя, что не совершил ужасной ошибки, уйдя из Университета южной Калифорнии, не получив степень магистра делового администрирования. Он часто сомневался в мудрости решения переехать из семейного дома в Пасифик-Пэлисейдс в весьма посредственную квартиру в западном Голливуде, которую нелегко было оплачивать в одиночку и без чеков, которые он тайно получал от матери и которые несколько месяцев благородно отказывался обналичивать, пока наконец не сдался. Что он хотел доказать? И кому?
После инцидента с ручной гранатой и драки, в которой Нейт пострадал сильнее, чем делал вид, Уэсли доверил свои сомнения старшему брату, Тимоти, надеясь получить совет.
Тимоти, работавший в «Лоуфорд и Драбб» всего три года и получивший в прошлом году более 175 тысяч долларов (отец всегда говорил, что начинать нужно с самого низа), спросил:
— Что ты от этого получил, Уэсли? И пожалуйста, не вешай мне на уши студенческую экзистенциальную лапшу.
Уэсли тогда сказал:
— Я просто… Я не знаю. В принципе мне нравится то, что я делаю.
— Ты идиот, — заявил брат, заканчивая разговор. — Только постарайся, чтобы тебя не убили, а просто покалечили. Мама не переживет, если потеряет младшего сына.
Уэсли Драбб не очень боялся быть покалеченным или убитым. Он был достаточно молод, чтобы считать, что такое случается только с другими парнями или девушками — например, с Мэг Такарой. Он не мог объяснить брату, отцу, или матери, или членам своего братства, которые сейчас учились на старших курсах, одну вещь — то, что Пророк был прав. Эта работа была более увлекательной, чем любая другая.
Да, случались скучные вечера, когда на улицах почти ничего не происходило, но и они не были такими уж скучными. Отрицательной
После того как Нейт Голливуд выпил в «Старбаксе» эспрессо с горячим молоком и его настроение улучшилось, пришел вызов на угол Голливудского бульвара и бульвара Кауэнга, где двое бездомных в сумерках затеяли боксерский поединок. Ни один из этих чудиков не мог нанести другому серьезных травм, не имея оружия, но драка происходила на Голливудском бульваре, а этого местные торговцы не терпели. Проект «Восстановим Голливуд» был в самом разгаре, все мечтали о толпах туристов и о том, чтобы потрепанный старый Голливуд получил такую же славу, как Уэствуд, Беверли-Хиллз или Санта-Барбара, не имея поблизости океана.
Воюющие стороны перенесли сражение в переулок за книжным магазином и выбились из сил, наградив друг друга полудюжиной тумаков. Сейчас они находились в стадии обмена ругательствами и потрясания кулаками на расстоянии трех метров. Уэсли припарковал «катер» на бульваре Кауэнга к северу от Голливудского бульвара, и они подошли к двум старым бомжам.
— Тот, что худой, — Тедди Тромбон. Был приличным джазменом, пока не выпил пару железнодорожных составов виски. Того, который очень худой, я давно вижу на улицах, но не думаю, что разговаривал с ним.
Очень худой бомж — похожий на хворостину мужик неопределенного возраста, но скорее всего младше Тедди Тромбона, — имел на голове грязную шляпу, еще более грязный галстук на совсем уж грязной серой рубашке и был облачен в вылинявшие штаны. На ногах у него красовалось то, что когда-то было кожаными ботинками, а теперь больше напоминало обмотки из скотча. Он проводил вечера, шаркая по бульвару и бессвязно рыча на каждого, кто не подавал ему доллар или два.
Имея дело с бомжами, вряд ли стоило беспокоиться, кто из копов войдет в контакт, а кто будет его прикрывать. Кроме того, Нейту Голливуду хотелось побыстрее покончить с этим делом, поэтому он вмешался в их беседу со словами:
— Господи, Тедди, какого черта ты затеял драку на Голливудском бульваре?
— Это он, — сказал Тедди, все еще задыхаясь от изнеможения. — Он начал.
— Пошел в задницу! — огрызнулся его противник с полубезумным взглядом, свойственным людям, которые пьют слишком много дешевого портвейна.
— Будь попроще, — посоветовал Нейт, глядя на мужика и его тележку, заваленную всяким барахлом. Ему совсем не хотелось арестовывать этого бомжа и описывать его хлам.