Голод – хорошая приправа к пище
Шрифт:
После них мы с братом наведались – вдруг что-то ценное они пропустили? На нашу долю ничего не оставили, не нашли, чем поживиться. Не хочется возвращаться с пустыми руками. Ещё раз обошли помещения, – на самом деле пусто. Лишь в углу стоит покосившийся от старости, побитый временем фанерный шкаф, на который даже мобосовские не польстились. Не уходить же с пустыми руками. Решили взять: починим, пустим на что-нибудь дельное, к примеру, в качестве полок для инструмента. Отодвинули от стены и увидели небольшую дверцу. Открыли, не надеясь на поживу, зашли и оказались в складском
Ковры и кое-что из более ценных вещей братья принесли домой, и спрятали до лучших времён, но не говорить же Ивану об этом? Распустит слух, заинтересуются органы, проверят, докажут, что не только ковры, но и шубы, и пуховые платки ворованные, и будут они иметь «бледный вид и ломкую макаронную походку».
– Дома раскрыли мешки – товар дорогой, хороших денег стоит, только куда он нам? Решили сбыть, но здесь не нашли покупателя, а в город побоялись идти, – немцы войдут, застрянем в Вязьме надолго, а то и насовсем, – оставим семьи в трудное время без мужской поддержки. Берёшься пошить обувь семье? Оставшийся материал возьмёшь себе….
– С чего начать? – не стал артачиться Иван, зная, что при любом раскладе он перед братьями в долгу, и отрабатывать необходимо. Не предложи они, самому бы пришлось искать варианты помощи, – кормить забесплатно русские люди никогда не старались, а если и кормили, то исключительно из жалости и короткое время. Святым делом считалось содержание престарелых родителей, но они были не в тягость: на их попечении оставались внуки, которых старики учили мудрости, наставляли, передавали опыт – свой и исторический, – укрепляя связь поколений.
Ивану отвели уголок в большой комнате, недалеко от русской печи. Возле окна, чтобы было комфортно работать, поставили табуретку и низенькую скамейку, на которой с утра до вечера он трудится не покладая рук, – стучит сапожным молотком по сапожной ноге, сучит дратву, рубит деревянный текс, обеспечивая семью Тепловых добротной обувью: чинит, латает, шьёт из старья, шьёт из новья. Начал с детской обуви, которая, несмотря на военное время, всё равно быстро изнашивается, рвётся. Дети не перестали бегать на улицу, играть в прятки и салки, в чижика и лапту.
Иван приучен вкалывать с восьмилетнего возраста и работа ему не в тягость. Мужик, крепкий физически и морально устойчивый к стрессам, имеет всего одну слабость – любит женский пол безрассудной любовью. Три дня прошло, а у него не было даже намёка на близость. Баб, оставшихся без мужской ласки в деревнях полно, а как на них выйти, не знает. Стучит молотком и думает, думает, перебирает варианты. Подкатываться к жёнам братьев нет смысла – получит по сусалам, следует искать любовь на стороне. Необходимо делать перерывы в работе и совершать ознакомительные прогулки.
Валентин тоже без дела не сидит: починив забор, приводит в порядок крышу, покосившиеся сараи. Весть о работящих мужиках обошла дворы, и новых жильцов заваливают заказами. К Ивану приходят с
Валентин откликнулся на просьбу крестьянки, известной в деревне как бобылка Глаша. Трудился целый день, латая дыры, показывая, что появился настоящий хозяин: прибил болтающиеся доски, укрепил наклонившийся забор. Увидев, как у Валентина ловко получается, и что работает он на совесть, Глаша накрыла стол с обильным угощением и самогонкой. Валя не стал отказываться: сложил инструмент, помыл руки, занял за столом хозяйское место, где обычно сидел муж Глаши. Ну а потом, когда Валентин после ужина перестал возвращаться ночевать к Тепловым, и его спросили: «Что было потом?» – он ответил, что потом был суп с котом. Стало ясно, что у Валентина и Глаши дело сладилось, коли вместе едят суп с Глашиным котом Муркой и от него научились мурлыкать на семейной постели.
Работая на вдовьем участке, Валентин и другим крестьянкам не отказывает: ходит по дворам, занимаясь посильной плотницкой работой, – но непременно возвращается к Глаше как к законной жене, которая накормит, напоит и любовь подарит. Она – ровесница, детей не имеет, замужем, но где тот муж, понятия не имеет. Когда зашел разговор о муже, объяснила: «Муж бьёт басурманов на войне, с которой он не вернётся: слаб физически, к тому же любитель закладывать за воротник. А на фронте перед боем дают спирт для поднятия смелости. Даже если вернётся, совсем плохой будет. Зачем мне такой муж?» Валентин соглашается: действительно, такой мужик в хозяйстве годится разве что для носки рваных брюк.
Работа забирает всё светлое дневное время, и постоянный набор страшных звуков, слившийся в единое целое под Вязьмой, не омрачает настроения друзей. Война вроде бы недалеко, но непосредственно их не касается, и они надеются, что и в будущем не коснётся. Западнее Вязьмы советские войска оборону держат крепко: придут подкрепления – немцев отгонят.
Народ собрался посмотреть на невиданное зрелище: по дороге на Степановку движется колонна красноармейцев – солдаты, выполняя обязанности лошади, тащат сорокопятку, грозу немецких танков. Жители любуются бравыми солдатами. Молодые, с серьёзными лицами парни полны решимости, оседлав железнодорожное полотно перед станцией в Пещёрске, не пропустить врага в направлении Калуги.
Валентин не выдержал распирающих его от встречи с бойцами чувств и с сияющей улыбкой обернулся к Ивану:
– Видел, сколько наших войск отправилось защищать станцию? Сила! Не исключено, что и к Вязьме отправили дополнительные войска, так что в ближайшее время придётся нам идти в восстановленный военкомат и отправляться на фронт добивать немцев.
– Ты можешь идти, а я подожду развития событий, – огрызнулся Иван. – Кому надо будет, те сами меня найдут.
Валентин дал задний ход: