Голод Рехи
Шрифт:
В деревне никто и не предполагал, что она так далеко. Большинство о ней просто не задумывались. И вот теперь Рехи шел к ней, а слова адмирала из прошлого придавали ему уверенности, ведь старику уже в начале Падения являлись откровения. Рехи понимал, как тяжело, наверное, было старику все эти годы.
Об этом он и думал, когда вновь увидел старых знакомых. Печальный Митрий и мрачный Сумеречный Эльф встретили его посреди пустоши, появились без шума или вспышек, поэтому Рехи не испугался, не обнажил меч, даже не вздрогнул. Он остановился перед
– Теперь ты готов к настоящему странствию, – без приветствий начал Митрий.
– Что значит «настоящему»? – скривился Рехи, будто все его прошлые мытарства они приравнивали к детской игре.
– Ты прошел и через смерть, и через любовь, – пояснил, еще больше запутывая, семаргл.
«Не прошел через
Опасную дружбу и
Ложную славу», – подал голос «напарник» из головы, но смысл его слов потерялся за общим гулом негодования. Оно клокотало в венах, бурлило в крови.
– То есть вы намеренно изводили меня? – сжимая кулаки, глухо отчеканил Рехи. – Намеренно в лепешку раскатывали?
– Примерно так, – приподнял брови Сумеречный Эльф, словно речь шла о безделице.
– Это вроде обряда посвящения, – с торжественным спокойствием проговорил Митрий. Рехи припомнил, что лет сто назад люди в деревнях как-то специально отмечали вступление детей во взрослую жизнь, подвергали их разным испытаниям и иногда даже мучениям. Впрочем, в его деревне уже ничего такого не придумывали, хватало и тяжелой жизни, чтобы с ранних лет повзрослеть. Посвящением считалось первое убийство, первое самостоятельное утоление голода, когда острые зубы разрывали шею добычи.
– Посвящение… Ага, типа того, – усмехнулся с издевкой Сумеречный. – И называется оно «Сначала сделай из избранного яичницу».
– Да что б вам подавиться ящерами! – воскликнул Рехи, топнув ногой. – А Лойэ тоже вы подсылали? Она по вашей указке действовала?
На миг показалось, что земля уходит из-под ног, превращается в зыбучий песок. Незнакомые чувства, окутывавшие с недавнего времени образ Лойэ, вдруг взревели, возопили, причиняя боль, стиснувшую грудь. Не хотелось верить, что все обман.
– Нет-нет. Ни в коем случае. На такое вероломство мы не способны, – оправдывался Митрий. – Мы лишь провели тебя по грани между жизнью и смертью. Да, намеренно. Иначе ты бы не раскрыл свой дар.
«Да, на такое не способны. А на другое способны! Сам признался, крылатый», – мысленно добавил Рехи и сказал:
– И в чем он? Смотреть истории из прошлого? Мне не надо.
– Истории – следствие. Цель – видеть линии мира. Эта способность даруется всегда лишь нескольким избранным, – плавно и певуче поведал Митрий.
– Точнее… проклятым, – непроизвольно вырвалось у Рехи.
– Парень сечет самую суть, – прорвался едким уточнением скрипучий голос Сумеречного. – Нет никакой разницы между избранностью и проклятьем.
– Сумеречный, ты вновь смешиваешь все понятия, – резко шикнул на него Митрий, и образ благостного защитника миров резко растаял. Семаргл словно скрывал что-то темное, прикрывал собственный промах, страшную правду.
– В сумерках все кошки серы, – выдал нечто непонятное Сумеречный. – Я все уравниваю до невзрачного серого цвета: добро – зло, избранность – проклятье. Но не проклятьем ли обернулось ваше желание наштамповать избранных?
– Ты не обязан помогать нам, – обратился к Рехи Митрий, отвернувшись от спутника. – Просто в нашей борьбе важен каждый, кто способен видеть линии мира.
– Вот эти, от которых тошнит? – задохнулся Рехи, содрогаясь от малейшего воспоминания. – Тот, кто придумал их, явно сошел с ума.
– Да, вот эти. Раньше они были иными, – виновато проговорил Митрий. И оба собеседника собрались уходить, отвернулись и, наверное, растаяли бы в воздухе через несколько шагов. Но Рехи, немного промедлив, окликнул их:
– Постойте! В своих снах я слышал про какой-то Храм Надежды. И там поклонялись тебе, Митрий. Так вы… боги?
Слово далось с трудом. Рехи никогда и ни в кого не верил, только в себя и в волю случая. А что хорошего эти крылатые-пернатые сделали, когда пришли в его мир? Ничего. Значит, не заслуживали почитания.
– Нет. Мы люди, – виновато потупился Митрий, словно не зная, как объяснить. – Семарглы – все-таки люди. Одни из первых избавленные от оков тела, но все же творения, а не Творец.
– Твари вы, а не творения, – фыркнул Рехи, кажется, впервые в полной мере чувствуя различие этих похожих слов.
– Мы виновны в том, что допустили возникновение этого культа, – Митрий не рисковал смотреть в глаза, наверное, не выдержал бы. Тяжело, когда в лицо бросают правду. Рехи овладел гнев. Он чувствовал, что именно из-за семарглов разрушился его мир.
– Культ, надо сказать, очень продуманный. Люди и эльфы склонны вообще выдумывать, – без тени страха пояснил Сумеречный. – Ну, Двенадцатому до какого-то времени это явно льстило. Зато я в нем считался необходимым злом. Этакое пугало и кара. Тоже интересно. Помнится, говорил один мой знакомый из другого мира: «Я бы стал их необходимым злом». Зато я не стал, не хотел.
– Кто-то едет, – прервал короткий рассказ Сумеречного Митрий.
На горизонте, поднимая клубы пыли, и правда показалась некая фигура. Дорожный вихрь скрывал ее, рисуя фантастичные очертания.
– Да это же… Это же… – Рехи остолбенел, приглядевшись: – Это человек или эльф верхом на ящере! Эй, ну куда вы вечно?!
Собеседники растворились в воздухе, словно закончилась игра измученного разума. Показалось, что Митрий превратился в гепарда, а Сумеречный в ворона. Рехи с недавних пор как будто вспомнил название некоторых животных прошлого мира. Но ценности эти знания не имели, когда ненадежные проводники снова бросали на произвол судьбы. Может, они и правда ему просто чудились? А вот лихой всадник оказался вполне реальным.