Голод суккуба
Шрифт:
Затем, пусть едва-едва, но я ощутила что-то еще. Легкое покалывание. Счастливое блаженство медленно обвивало и пронизывало меня. Опьяняюще. Лучше любого напитка, который я когда-либо пробовала. Чистая жизнь, чистая энергия.
Это было восхитительно и мучительно, другое измерение телесного наслаждения, на краю которого мы застыли. Оттого, что это был Сет, чувство становилось еще острее. Это его уникальная сущность накладывала на все отпечаток. Я хотела с головой окунуться в свои ощущения, закрыть глаза и совершенно забыть об ответственности,
Но я не могла. Да, моя решительность на мгновение ослабла, но я все еще крепилась.
Еле-еле.
Я неохотно прервала поцелуй, пытаясь собраться с силами и оторваться от него. Едва почувствовав мое сопротивление, он отпустил меня.
— Я… я… извини, — пробормотала я и закрыла лицо руками.
Я терла глаза, словно пытаясь очнуться ото сна, в котором, можно сказать, и пребывала.
— Мы не можем. Это… это началось…
— Даже от поцелуя.
Это было утверждение, произнесенное сиплым голосом, в котором слышались и вожделение, и сонливость… и сожаление. Уж он-то прекрасно знал, сколь губительным может оказаться страстный поцелуй; в прошлый раз я чуть не убила его. Конечно, тогда была исключительная ситуация, и в предсмертном состоянии я высосала из него гораздо больше, чем при обычном французском поцелуе.
— Даже от поцелуя, — уныло повторила я.
Невозможно слиться в любви так, чтобы один из двоих оставался холоден. В этой игре не было лазеек. Повисла напряженная тишина, пока Сет не сел, отстранившись от меня. Когда он снова заговорил, я услышала в его голосе подлинную боль и чувство вины:
— Прости меня. Я не знаю… думал, что лучше себя контролирую… и это же почти во сне… и вот…
— Я понимаю, — шептала я во тьму. — Я понимаю. И ты меня прости.
Снова тишина.
— Полагаю, — сказал он, — мне лучше спать на кушетке…
Я закрыла глаза, чувствуя себя ужасно, но понимая, что он прав. Мы играли с огнем, дурачась с этими целомудренными совместными ночами. Удивительно еще, что ничего плохого не случилось раньше. Чем больше я думала об этом, тем яснее представляла, сколько могла нанести вреда. Черт, сколько вреда я уже нанесла, отняв у него несколько капель жизни? Неделю? Пару дней? Даже одна минута его жизни — это уже слишком много.
Когда я заговорила, голос мой сочился горечью и обидой — не на него, на весь мир:
— Нет. На кушетку лягу я. Это твой дом.
— Тем не менее. Оставь мне хоть какие-то пережитки рыцарства.
Я ничего не ответила, и снова мы сидели в неуютной тишине. Над нами кружила целая стая вопросов, но никто не спешил обсуждать их. Это наш общий недостаток. Когда в душе раздрай, я либо избегаю этой темы, либо делаю вид, что ничего не случилось. И поскольку Сет убегать не собирался, он точно не стал бы начинать диалог, в котором придется расставить все точки над «i». Так что мы продолжали сидеть.
Наконец он встал:
— Прости меня. Я виноват в том,
Он обвинял себя, что было для него вполне естественно, но совершенно несправедливо, особенно если учесть, что я до него первая дотронулась. Я хотела как-то ответить, объяснить, что здесь нет его вины. Но слова застревали в горле, сдерживаемые моими собственными смущенными чувствами. Задержавшись еще на несколько мгновений, он ушел в гостиную.
Я снова легла с Дамоклом в руках, но остаток ночи почти не спала. Утром мы с Сетом позавтракали — он приготовил блины — в еще более напряженной тишине, лишь изредка нарушаемой натянутыми дежурными фразами. Потом мы оба, но разными дорогами, направились в книжный магазин. Остаток дня я его почти не видела.
По каким-то своим надобностям Бастьен сегодня вечером приехал в город, а заодно забрал меня и отвез к себе для этого возмутительного вторжения со взломом в дом Дейны. Увидев, что в нем просто бурлит высосанная энергия, я поняла, что привело его в центр.
— Ты каждый день стараешься перепихнуться? — спросила я, думая, что все бы отдала, будь у меня такая возможность прошлой ночью.
— Будем считать, что ты этого не спрашивала, Цветочек.
И он продолжил болтать о своих последних наблюдениях за Дейной, о том, как все хорошо складывается и что неизбежный финал — лишь вопрос времени.
Заметив, что я почти не слушаю, он окинул меня взглядом:
— Что это с тобой? Ты плохо выглядишь.
Я тяжело вздохнула:
— Прошлой ночью я поцеловала Сета.
— И? И что? Что дальше?
— Ну… ничего. То есть немного пообнимались, и все.
— Так что же?
— То, что мне не следовало это делать.
Он пренебрежительно поморщился:
— Подумаешь, поцелуй. Другое дело, если б ты ему отсосала или что-нибудь в этом духе.
— Господи, какой же ты грубый.
— Не делай вид, будто я обидел твои тонкие чувства. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.
— Неважно. Я ослабла. И таким образом завладела его энергией.
— Цветочек, я люблю тебя так, как вообще способен кого-то любить, но все это просто абсурд. Не видать тебе счастья, пока ты не трахнешь этого парня, так что просто покончи с этим. Это лишит плод запретной сладости и позволит вам обоим поладить с жизнью.
— Поладить с жизнью? Что ты хочешь этим сказать? — резко воскликнула я.
— Я хочу сказать, что львиная доля ваших взаимных чувств обусловлена невозможностью друг другом обладать. Это не любовь, а нормальная человеческая реакция, катализатор физического тяготения.
Помолчав, он добавил:
— Твоя маниакальная одержимость его книгами тоже могла сыграть свою роль.
— Это неправда. Во всем, что ты сказал, нет ни капли правды. Да, мне кажется, что эти книги вполне способны стать фундаментом новой религии, но это совсем другое. Не поэтому я…