Голод. Дилогия

Малицкий Сергей Вацлавович

Ненависть, пылающая в его глазах, воспламенила бы даже сырое дерево. Впрочем, Даес не был воином, хотя шириной плеч превосходил любого из них. Или был не только воином. Да и огниво вскоре Зеес перестал вытаскивать из кисета, привязанного к поясу, но совсем по иной причине. На четвертый день пути Айра нашла пятиствольный куст можжевельника и, выпросив у Зии короткий нож, перепилила тугой корень, а затем обрезала боковые побеги, получив посох длиной в два с половиной локтя. Правда, для того чтобы в нем скопилось хотя бы немного силы, бывшей скирской колдунье пришлось, несмотря на крайнее утомление и неловкость, не выпускать его из рук даже на ходу, но что-то подсказывало ей, что упражнения с магией не менее важны, чем навыки верховой езды. А уж что может выручить мага, кроме посоха, жезла или хорошего амулета, когда силы оставляют его, – даже ее наставник

Синг не смог ответить в свое время. Хотя и заметил, что лучше всего магу полагаться на быстрые ноги или надежного коня. Так или иначе, постепенно сила пробуждалась не только в бедрах и спине колдуньи, но и в выросшей в корептских предгорьях упрямой деревяшке. Когда очередной привал настиг отряд у странной полосы выжженной земли и почерневших камней, которые через пол-лиги превращались в острые скалы, Айра испробовала посох в деле, и, глядя, как дружно затрещали в огне сырые ветки, Зеес с усмешкой затянул кисет с огнивом на двойной узел. Кроме него, никто вроде бы и не заметил столь простой и одновременно действенной маги, разве только Даес с этого момента стал смотреть на Айру не как на ненавистную выскочку, а сквозь нее, как будто она была изготовлена в мастерской скирского стеклодува.

Что же касалось быстрых ног и надежной лошади, мысли о побеге не оставляли девушку, вот только всякий раз оказывались не мыслями о побеге, а размышлениями о том, что за жизнь ее ждет среди хеннов. То, что из нее не собирались делать рабыню сразу, утешало Айру лишь отчасти: в глубине души она была уверена, что никто и никогда не сумеет сделать из нее рабыню, и все-таки, почему она безропотно следовала на северо-запад вместе с хеннским посольством, Айра не могла объяснить даже самой себе. Или не хотела.

В последние четыре ночи она засыпала не сразу и слышала, как в шатер заходил Лек. Она прислушивалась к шелесту одежды, к его дыханию, удивлялась тому, что Лека не сопровождает походный запах перекисшего пота, и тут же начинала принюхиваться к собственному телу, словно то, что она который день не может даже умыться, имело какое-то значение.

Местность, которая окружала их, в самом деле не располагала к омовениям. Даже чистого ручейка не встретилось на узкой тропе. Зеес, чтобы наполнить мехи водой, порой отправлял троих-четверых воинов в сторону от дороги, что уж говорить, если даже лошадям наливали воду в кожаные ведра. Айре даже показалось, что в этой части Суррары вовсе не было поселений, во всяком случае, ни одного из них отряд не миновал, и, чем дальше путь уходил в предгорья, тем меньшей была такая вероятность. Не обнаруживали себя и оскорбленные маги Суррары. К концу недели пути Айра даже перестала оборачиваться, потому что ни погони, ни даже магического преследования она не ощущала.

Когда Айра зажгла костер, Лек оказался рядом мгновенно, словно его появление было непременным атрибутом новорожденного пламени. Колдунья даже вздрогнула, хотя и была уверена, что он всегда оставался рядом, только казался невидимым, хотя бы проводил время в каком-нибудь другом шатре, и верно уж не в том, в котором она сама ежевечерне дожидалась шелеста его одежды. Воин посмотрел на языки пламени, окинул взглядом бивак, на котором поднимались четыре шатра – два для воинов, один для женщин, один тот самый, в котором спала Айра, – и сказал:

– Здесь проходила северо-западная часть пелены. Но оборонной стены риссы не ладили на этих подступах. Так же как ее нет и на востоке Суррары, и на юге. Пелена окружала Суррару кругом. Ты знала об этом?

– Я… не задумывалась, – пробормотала девушка.

– Оборонная стена упирается в горы там. – Лек махнул рукой на север. – Мы минуем ее по корептской тропе. Когда-то редкие купцы осмеливались проходить в Суррару. Теперь же, как мне кажется, они рвутся в нее еще меньше. А корепты выжигали тут каждый куст – боялись тварей, которые могли выбраться из-за пелены. Видишь, не так страшны маги Суррары, как были страшны рассказы о них!

Айра молчала. Она слушала Лека и думала о том, что ей не так уж и важно, что он сейчас говорит, – лишь бы не умолкал. Пусть даже он не смотрит в ее сторону, пусть даже он не прикасается к ее лбу, чтобы стереть пятно, сделавшее ее смешной, – лишь бы не умолкал! И это было тем более странно, что никогда Айра не испытывала подобных чувств. Если бы она попыталась отмотать собственную жизнь на несколько лет назад, хотя бы до того момента, когда сноровистый Синг с помощью скирских стражников отловил среди торговых рядов будущую надежду колдовской башни Аруха, то не нашла

бы ни отзвука, ни мгновения подобного чувства. Но ведь девицей она себя почувствовала именно тогда! Их было пятеро девчонок среди чумазых юнцов, согнанных в каменные кельи одной из башен бывшего скирского конга. Дородная ключница устроила тогда для них настоящий банный день и не успокоилась, пока не отмыла с каждой въевшуюся грязь, пока не справилась с насекомыми в их волосах, причем не применяя магии, а пользуясь только травами и растертыми в порошок минералами. Эта же самая старуха с бородавкой под правым глазом удовлетворенно хлопнула по ягодице самую гордую из своих подопечных и пообещала ей, что мужчины скоро не будут давать ей проходу. Чем тогда ей ответила Айра? Усмешкой, потому что все мужчины, которые ей встречались до того дня, если и не давали ей прохода, то с одной-единственной целью – поймать юную верткую негодяйку и отнять у нее срезанный с пояса кошелек. Потом Айре опять было не до мужчин, хотя уже в башне Аруха ей исполнилось семнадцать, что обозначило и ее совершеннолетие, и все прочие прилагающиеся к этому возрасту возможности и, вероятно, несчастья. Сверстники интересовали ее мало, поскольку были слабее ее. Единственным, кто вызвал сочувствие, оказался несчастный Тирух, но он погиб из-за собственной глупости и нерасчетливости. Арух слишком напоминал крысу. Синг был умен, но неприятен, как неприятно любое существо, вынужденное покрывать тело слизью, чтобы выскользнуть из любых, даже вымышленных, силков. Других мужчин поблизости не случилось, либо они мелькали на краю ее воспаленного взора в мгновения, когда она могла подумать о них в последнюю очередь.

Когда завертелась вся та история, что закончилась смертью старого конга и обретением Айрой ее отца, она так и не успела не только встретить хотя бы одного способного заинтересовать ее мужчину, но даже и приглядеться к этой породе человеческих существ. События закружили ее, выстроились плотной чередой, в которой не оставалось места для раздумий даже о том, отчего томление порой пронизывает юное тело и откуда налетает беспричинная тоска. Сначала отец потащил ее от храма Исс на восток, где, повинуясь только собственному чутью, разыскал несчастную и истерзанную Кессаа. Затем случилось долгое путешествие за Мангу по болотам, которые даже в холода оставались опасны и едва проходимы.

После зимовки в доме у желтого утеса Яриг отправился вместе с Айрой обратно в Дешту, и с тех пор вплоть до поездки в Риссус жизнь его дочери полнилась торговыми заботами, изучением рисского языка, попытками овладеть если не шпагой, так хотя бы бальским мечом, упражнениями с магией, пусть даже в этом Яриг ей вроде бы и не помогал, исключая неведомо откуда попадавшиеся в руки Айры ветхие свитки и собранные в папки списки таинственных практик, – ну никак не до мужчин ей было, никак! Отчего же она, увидев рядом с собой высокого воина, задержала дыхание? Ведь не из боязни же спугнуть красавца, как будто он лесная птица, волею каприза судьбы опустившаяся на ветвь возле ее головы.

– Хорошо горит, – сказал Лек, глядя, как разбуженный Айрой огонь пожирает сырой хворост. – Избавила старого Зееса от необходимости высекать искру?

– Мне следовало смочить хворост водой? – подняла брови Айра.

– Тебе следовало быть осторожней, – рассмеялся Лек, хотя глаза его остались холодны.

– Кого мне бояться рядом с тобой?

Она произнесла эти слова неожиданно для самой себя – и уже на последнем слове почувствовала, как запылали ее щеки румянцем. Лек ничего не сказал, но уже той же ночью пришел в шатер сразу вслед за ней. Он подхватил глиняный светильник, встряхнул его, чтобы масло смочило фитиль, и поставил перед колдуньей.

– Зажги!

Она оглянулась на посох, но затем качнула головой, словно отказывала сама себе в послаблении, растопырила пальцы и показала Леку пустые ладони, сцепила их на затылке и дунула. Фитиль вспыхнул, словно жук-огневик, выползший из сырой травы и попавший под обод колеса.

– Иди сюда, – поманил к себе колдунью Лек. – Иди.

Он похлопал ладонью по подушке рядом с собой. Айра поднялась и, почувствовав дрожь в коленях, почти упала на мягкое.

– Открой рот, – попросил воин, и, когда Айра разомкнула губы, успев ужаснуться тому, как она выглядит, вдохнул ее запах. – Можешь закрывать, – с улыбкой разрешил он через мгновение. – Не обижайся. У главного шамана ужасно воняет изо рта. Когда я был мальчишкой, слова в моих устах опережали мысли, и я спросил его об этом. Он сказал, что это следствие магии огня, и тут же выдул изо рта язык пламени.