Голод. Дилогия
Шрифт:
В субботнюю ночь в зале оказался Ирунг. Он придирчиво вглядывался в испуганные лица молодых жрецов, слушал неумелые заклинания, но ругался только в адрес наставника. В какое-то мгновение тан поднял голову, словно услышал шорох под потолком. Но Кессаа распласталась на балке и против воли прошептала короткое заклинание, которое, как она точно знала, не могла вычитать ни в одном манускрипте. Ирунг мгновенно успокоился. Девчонка же, обдирая колени о шершавую балку, на всякий случай убралась из потайного убежища.
Уже со следующего утра Кессаа с новым рвением продолжила изучение
Воскресным вечером девчонка вновь протиснулась в щель под потолком зала и вскоре была потрясена! В зале не оказалось жрецов, теперь там стояли послушницы, которые в обычное время занимались чем-то в дальних комнатах храма. Они выполняли странные движения, переступали с ноги на ногу, шептали какие-то слова, которые совершенно точно не были заклинаниями. Наконец одна из них начала зажигать масляные лампы, стоявшие по углам алтаря Сади, а прочие вышли из зала. Оставшаяся заперла дверь изнутри, погасила все лампы в зале, кроме последних, так что освещенным остался только алтарь, замерла близ изображения Сади и, за мгновение до удара колотушки привратника, отмечающего полночь, сбросила с себя одежду.
Кессаа едва не вскрикнула. Не от красоты и изящества женского тела, не от испуга, а от неожиданности. И тут обнаженная девушка начала танцевать. В полной тишине, беззвучно, умудряясь не шлепать босыми пятками по камням, она изгибалась, переступала с ноги на ногу, вставала на носки, извивалась всем телом так, словно оплакивала поверженного бога. Кессаа смотрела на нее завороженно. Теперь она знала, чего хочет больше всего – танцевать!
Именно так она и сказала на следующий день, едва встретила Ирунга:
– Я хочу танцевать над Сади!
Откуда только смелость взялась? Выскочила из темного коридора, увидела полную фигуру мага и смело преградила ему путь. Ноги, правда, тряслись, да зубы дробь выбивали, но с этим бороться легко оказалось, достаточно было прикусить уголок воротника.
Ирунг не удивился не только ее словам, он не удивился тому, что какая-то приживалка вообще осмелилась заговорить с ним. Маг остановился, задумался на мгновение, кивнул, а уже вечером к Кессаа зашла сухая и строгая сайдка, которая занималась с девушками, и холодно сказала, что каждый день ждет девчонку у себя.
И вновь для Кессаа началась новая жизнь. Так же, как прежде изучала руны, теперь она стала изучать движения. Ее наставница, которую звали Мэйла, когда-то была жрицей храма Сето – ведьмой, как почтительно шептала Кессаа Илит, – точнее боевой жрицей,
– Зачем столько старания, если этот танец никто не должен видеть? – недоумевала Кессаа.
– Неужели ты хочешь, чтобы кто-то увидел тебя обнаженной? – хмурилась Мэйла и добавляла: – Это танец любви и скорби. Ему не нужны зрители. Он даже не для поверженного бога. Он для самой себя. Человек танцует тогда, когда не может не танцевать. Точно так же, как он смеется, когда ему смешно, плачет, когда не может сдержать слез.
– Я никогда не плачу! – вздернула упрямую голову Кессаа.
– Все плачут, – сухо ответила Мэйла. – Люди не камни. Просто иногда слезы льются внутрь. Но это очень опасно, потому что, накопившись, они могут разорвать твое сердце.
Обучение продолжалось не дни, не недели, не месяцы – годы. Но первые успехи не заставили себя ждать. Уже вскоре Мэйла вручила Кессаа стилет с клеймом дома Стейча, а когда в храм ненадолго заглянула Тини, то после разговора с ней наставница принесла кривой бальский клинок, и занятия танцами дополнились упражнениями с оружием.
«Опять я не спросила у Тини ничего о родителях, – раздраженно думала Кессаа, отрабатывая движения со стилетом. – Почему, когда она приходит сюда, словно язык отнимается у меня? Почему я вспоминаю о тех вопросах, что хотела задать ей, только тогда, когда ее уже нет? Надо будет посмотреть еще раз в хранилище свитков, может быть, я что-то пропустила, и это какое-то колдовство?»
– Стой, – потребовала Мэйла. – Все очень плохо!
– Почему? – не поняла Кессаа, смахивая с лица пот. – Я не ошиблась ни разу! Я лучшая из твоих учениц!
– Никогда не говори так! – оборвала девчонку Мэйла. – Ты должна быть неуловимой, как речная струя! В тот миг, когда ты начинаешь считать, что ты лучшая, ты превращаешься в лед. Лед очень опасен, но и очень хрупок! Я остановила тебя, потому что в тебе нет спокойствия, твои мысли далеко, а их не должно быть вовсе. Освободи голову! Если хочешь что-то спросить, спрашивай до начала движений!
– Почему я должна танцевать над телом Сади со стилетом?
– Потому что Сади был повержен влюбленным дураком Варухом похожим оружием. Мелаген вытащила из раны кинжал, прокляла и прогнала Варуха и танцевала с оружием убийства в руке.
– Разве бога можно убить кинжалом? – сдвинула брови Кессаа.
– Не знаю, – усмехнулась Мэйла. – С богами не сталкивалась, а вот неуязвимых магов точно не бывает. Предание говорит, что кинжал был дан Варуху Суррой. Сурра смочил его собственной кровью, а кровь может становиться ядом. Особенно если это кровь бога.