Голодные игры: Из пепла
Шрифт:
– Я помню, что мне шестнадцать лет. Что сегодня День Жатвы. Сегодня первый День Жатвы Прим… Где Прим?!
– Прим? – голос Сальной Сэй звучит растерянно. – Знаешь, девочка, думаю, нам с тобой стоит дождаться возвращения твоего мужа. Ты пока побудь здесь, а мы с Хэймитчем позвоним ещё раз доктору…
– Хэймитчем?!
– ещё один вопрос – загадка.
Я знаю, кто такой Хэймитч. Кто ж его не знает?! Это единственный, оставшийся в живых Победитель нашего Дистрикта. Пропоица и шут. Вечная
– Причём здесь Хэймитч?! Какое отношение он имеет ко мне? Где я вообще нахожусь?
– Спокойно! – Сальная Сэй, чувствуя мою приближающуюся истерику, берёт ситуацию в свои руки. – Главное, не паникуй. Ты у себя дома. Живёшь здесь уже лет двадцать. Ты замужем. Сейчас приедет твой муж и всё тебе объяснит. Надо доктору сказать, что у тебя с памятью проблемы. Ты будь тут! Никуда не уходи!
Сальная Сэй в расстройстве всплескивает руками, торопливо выходит из комнаты.
Оставшись одна, я оглядываюсь. Ничего не помню. Ничего не понимаю.
Моё внимание привлекает детская кроватка, стоящая неподалёку от меня в небольшой нише. Странно. Та девочка, что назвала меня мамой, уже вряд ли бы вместилась в эту кроватку. На всякий случай заглядываю туда. Ребёнка там нет, но заметно, что кроватка используются. В углу нахожу бутылочку с соком.
У меня что, ещё есть дети?! Это невозможно! Это какой-то абсурд! Я же всегда… Всегда была категорически против детей! Я бы никогда не стала так рисковать! Я не хочу видеть моих детей на Голодных играх! Одна эта мысль уже сводит меня с ума. Что заставило меня поменять своё решение, относительно детей? Столько вопросов и ни одного ответа!
Мой взгляд падает на фотографию в рамке, которая стоит на тумбочке возле кровати. На фото та самая девочка. Осторожно беру фото, разглядываю смеющееся личико малышки. Да. Скорее всего, это действительно моя дочь. Мы с ней очень похожи. Только глаза. Глаза другие. Незнакомые мне. Голубые глаза.
Девочка темноволосая, как и я. Или…
… как Гэйл.
Моё сердце ёкает. Гэйл. Ну конечно! Всё сходится! Вот уж не думала, что такое возможно! Я и Гэйл! Мы женаты? У нас дочь? От мысли об этом внутри меня разливается тепло и спокойствие. Слава Богу! Рядом со мной хоть один родной мне, знакомый человек.
Гэйл…
Осознать, что мой друг, с которым я всегда охочусь, теперь мой муж, отец моего ребёнка, довольно не просто. Нет, он, конечно, мне всегда нравился. Он красивый, видный парень. Но, признаться, я никогда не рассматривала Гэйла под «этим» углом.
Гэйл – мой муж. Губ касается лёгкая улыбка. Думаю, к этой мысли я смогу привыкнуть.
Скрип двери. Замираю.
– Китнисс, любимая, с тобой всё в порядке?
– за моей спиной раздаётся незнакомый мне обеспокоенный мужской голос. –
Я вся напрягаюсь.
Это не голос Гэйла.
Это чужой. Незнакомый мне голос.
Медленно оборачиваюсь.
В дверях стоит взволнованный светловолосый голубоглазый мужчина. Я не сразу узнаю в этом широкоплечем заматеревшем красавчике своего одноклассника – Пита Мелларка. Одного из самых популярных мальчишек нашей школы, с которым я за годы учёбы не перебросилась и парой слов. Сына пекаря Мелларка. Да. Я знаю его.
Это тот самый мальчик с хлебом.
Он делает шаг ко мне.
– Китнисс.
Я на автомате испуганно отступаю.
И Мелларку это, почему-то совсем не нравится.
***
– Что значит «ты мой муж»?! – я в истерике забиваюсь в угол комнаты.
Растерянный расстроенный Мелларк стоит напротив меня. Я понимаю, что он с трудом сдерживает порыв подойти обнять меня, успокоить. Но лучше бы ему это не делать. И он, кажется, осознаёт это.
– Не подходи ко мне! Не подходи! – слёзы застилают глаза. – Это неправда! Где мама? Где Прим? Где Гейл?! Я хочу видеть Гейла! Позови его!
Похоже, что упоминание имени Гейла действует на Мелларка словно пощечина. Он невесело усмехается, опускает голову.
– Китнисс, успокойся, я ничего плохого тебе не сделаю. Давай поговорим. Что ты помнишь, Китнисс?
– Ничего плохого?! – истерика усиливается, меня трясёт. – Эта девочка… Которую я только что видела… Она была здесь в комнате… Она… Она… Она твоя дочь?
Пит испытующе смотрит на меня. Затем кивает.
– Да. Если быть совсем точным – она… наша дочь.
Я резко показываю рукой на колыбельку.
– А это? Это тоже её?
– Нет, - спокойно отвечает Пит. – Это кроватка Мэтью. Нашего младшего сына. Он сейчас с Хэймитчем.
– Да причём здесь Хэймитч?! – взрываюсь я. – Что этот человек делает в моей жизни?
– Ты действительно ничего не помнишь, Китнисс?
Я бросаю взгляд на Пита. Мне так плохо. Я в такой растерянности. В таком отчаяние, что мне хочется сделать плохо и ему. Но внезапно осознаю, что парню сейчас, похоже, не на много лучше, чем мне. Пытаюсь взять себя в руки.
– Я помню, что мне шестнадцать. Сегодня День Жатвы. Первый День Жатвы Прим.
Пит Мелларк судорожно заглатывает воздух, словно пытаясь остановить собственную истерику.
– Значит, ты не помнишь абсолютно ничего, Китнисс. Абсолютно ничего.