Голограмма для короля
Шрифт:
Снова включил телевизор. Репортаж про космический корабль многоразового использования. Один из последних запусков. Алан выключил телевизор. Этого он тоже видеть не хотел.
Надо же — набирает отцовский номер. На международном звонке разориться можно. Но из-за космического корабля он вспомнил Рона и решил ему позвонить.
Это была ошибка. Он понял, что это ошибка, на первом же гудке.
Вообразил отца на ферме в Нью-Хэмпшире. Последний раз виделись с год назад — отец поднабрался сил. Щеки румяные, глаза аж сверкают.
— Ты
Они, значит, сидели на веранде, пили скотч, глядели на трех собак Рона, склочных и грязных. Его любимицей была австралийская пастушья псина, ни минуты не сидевшая на месте.
— Вот это я понимаю — шавка на все времена, — сказал Рон.
Он жил на ферме под Уайт-Ривер-Джанкшн. Держал свиней, коз, кур и двух лошадей — на одной ездил, другую ему сбагрил приятель. О фермерстве Рон не имел ни малейшего представления, но, когда вышел на пенсию, а мать Алана умерла, купил 120 акров слякотной долины неподалеку от городка. Вечно жаловался — мол, эта дыра его убивает, — но эта дыра продлевала ему жизнь.
Алан с годами стал медлительнее, латаный-перелатаный и весь в шрамах, а вот отец умудрился поздороветь. Алан предпочел бы поменьше пикироваться — это что, трудно? И насмешки тоже лишние. Алан, ты будда пеший! Рон вечно подкалывал его венгерским фиаско. Рон из профсоюзных. Да они, дескать, на «Страйд Райт» пятьдесят тысяч пар обуви в день выпускали! В Роксбери! Как заведет песню про фабрику да модернизацию — не остановишь. Первая компания, открывшая своим сотрудникам детский садик. А потом и дом престарелых! У Рона была полная пенсия. Правда, он ушел на покой еще до того, как компания разругалась с профсоюзами и перевела производство в Кентукки. В 1992-м это было. А спустя пять лет — в Таиланд и Китай. И потому Аланова работа в «Швинне» Рону как кость в горле. Потому что Алан — менеджер, подыскивал «Швинну» регионы, где нет профсоюзов, вел переговоры с китайскими и тайскими поставщиками, в немалой степени (это Рон так говорил) приложил руку к падению «Швинна» и 1200 его рабочих, — короче, это усложняло беседу. О чем ни заговори, все сводится к спорам о том, от чего недужит государство, и потому едва ли не любая тема под запретом. В общем, болтали о собаках и плавании.
Рон выкопал себе прудик и плавал там каждый день с апреля по октябрь. Холодрыга, полно тины, и Рон вечно ею вонял. Чума болотная, звал его Алан, но Рон не улыбался.
— Поможешь свинью зарезать? — спрашивал он.
Алан отказывался.
— Свежий бекон, малец, — говорил Рон.
Алан хотел в город, поесть по-настоящему. «Фермер Рон» — это отчасти спектакль. Рон неплохо разбирался во французской кухне, в вине, а теперь толкал телеги про мясо с картошкой. В городе Рон пялился на женщин:
— Ты вон на ту глянь! Небось муфточка хоть куда.
Пещерный житель — это что-то новенькое. Мать Алана не потерпела бы такого варварства. Но кто тут настоящий Рон? Может, таков он и есть — тот, кем был, пока жена, мать Алана, не перевоспитала его, не усовершенствовала? Может, теперь он вернулся в естественное свое состояние?
Гудки прекратились.
— Алло?
— Привет, пап.
— Алло?
— Пап. Это Алан.
— Алан? Ты что, с Луны звонишь?
— Из Саудовской Аравии.
А чего Алан ждал? Изумления? Похвалы?
Ни звука.
— Я думал про космический корабль, — сказал Алан. — Помнишь, мы на запуск ходили.
— Что ты забыл в Саудовской Аравии?
Похоже на провокацию, на приглашение похвастаться, и Алан рискнул:
— Да тут любопытная история. Работаю на «Надежну», продаем королю Абдалле информационную систему. Прекрасное железо для телеконференций, покажем королю презентацию, трехмерное голографическое совещание. Один наш будет в Лондоне, а как будто с нами в комнате, с Абдаллой…
Ни звука.
И затем:
— Знаешь, чего я по телику смотрю?
— Не знаю. Что ты смотришь?
— В новостях передавали, что огромный новый мост в Окленде, в Калифорнии, делают китайцы. Представляешь? Алан, они теперь и мосты нам строят. Вот чего-чего, а такого я не ждал. Закрытие «Страйд Райта» предвидел. Что ты велики будешь на Тайване закупать, предвидел. И остальное предвидел — игрушки, электронику, мебель. Как иначе-то, если ты кровожадный говнюк у руля и тебе только бы насосаться и отпасть. Это все понятно. Против природы не попрешь. Но вот мосты — такого я не ждал. Чужие люди мосты нам строят, ты подумай. А ты втюхиваешь голограмму саудовским фараонам. Полный фурор!
Может, бросить трубку? Чего б не бросить?
Алан вышел на балкон, поглядел на море, на редкие далекие огоньки. Воздух такой теплый.
Рон все вещал:
— Алан, каждый день по всей Азии из портов выходят сотни контейнеровозов, под завязку набитых товарами. Вот тебе и трехмерность. Настоящие вещи, Алан. Там выпускают настоящие вещи, а мы — только веб-сайты да голограммы. Наш народ каждый день ваяет им веб-сайты и голограммы, а между тем сидит в креслах, сделанных в Китае, за компьютерами, сделанными в Китае, и ездит по мостам, сделанным в Китае. Это, по-твоему, устойчивое развитие?
Алан потер шишку на загривке.
— Ты там что, конспектируешь?
Можно же сделать вид, что он это по ошибке. Алан нажал кнопку, дал отбой.
XIII
В восемь утра в том же автобусе, с той же молодежью. Они щебетали про отель и кто чем занимался накануне.
— Я в бассейне поплавала, — сказала Кейли.
— А я съела целый пирог, — сказала Рейчел.
Алан не спал. Мозг всю ночь метался в тревожной цирковой круговерти, не сдавался. Под конец самому стало смешно. Когда из моря вырвалось солнце, Алан, давя лицом подушку, усмехнулся. Черт, черт, черт.
В новом городе на двери шатра висела записка: «„Надежна“, и снова добро пожаловать в Экономический город короля Абдаллы. Король Абдалла приветствует вас. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Мы свяжемся с вами после обеда».
В шатре ничего не изменилось. Сумрак и много белых стульев. Ничего не тронуто.
— Нам воды принесли, — сказала Рейчел и показала на полдюжины пластиковых бутылок, артиллерийскими снарядами выстроившихся на ковре.
Алан с командой сидели в прохладной темноте шатра. Молодежь захватила из отеля припасы. Почти все утро просидели вокруг ноутбука — смотрели кино.