Голограммы
Шрифт:
В РАССЕЯНИИ
Юная миловидная продавщица приросла взглядом к золотой шестиконечной звездочке на шее своей клиентки, рассматривавшей свитер.
Покупательница недовольно оглянулась, почувствовав этот взгляд. Шестнадцать лет она в Сиэтле, но не в состоянии подавить в себе рефлекс ощетиненности, с которым родилась и выросла в Советском Союзе, рефлекс на упоминание ее национальности. Продавщица смущенно сказала:
— Простите. Мнe очень нравится ваш мугендувид.
— Ага, мугендувид, — подумала про себя покупательница
— Вы еврейка?
— Конечно! Хотя моя мама вторично вышла замуж за христианина и перешла в его веру. Но ко мне это не имеет никакого отношения.
Диалог уже не был связан со свитером. У девушки первая степень и она собирается продолжить учение в университете. Еврейство она ощущает, как собственное тело. По субботам посещает синагогу. К сожалению, там только старики и дети. А ей так не хватает общения с евреями-сверстниками.
— В Сиэтле есть Центр еврейской общины — чудесный клуб. Почему бы вам не стать его членом? — Спросила покупательница.
— Пожалуй. Но еще лучше уехать в Израиль. Об этом я мечтаю, хотя мама безусловно не одобрит моего решения.
Покупательница ничего не сказала. Она вспомнила, что пришла сюда за свитером.
ВЕЛИКИЙ, МОГУЧИЙ
Объявление на двери нашего номера в гостинице должно было послужить предупреждением, что Сент-Луис не населен сплошными шестикрылыми серафимами. Дверь закрывать на ключ, на защелку и на цепочку. Не открывать, не посмотрев и глазок. В случае сомнения немедленно позвонить дежурному.
По пути к грандиозной арке на берегу Миссисипи мы заскочили перекусить в «Макдональд». В заполненном зале, кроме нас, не было белых. Жена, как потом мы сообразили, допустила две ошибки: расплатилась наличными и бросила в автомат, выдавший пластмассовую безделушку, квотер — двадцать пять центов.
На безлюдной улице нас уже ждал высокий тощий негр, накуренный или наколотый так, что юноша выглядел сорокалетним.
— Деньги давай! — Потребовал он.
Я сказал ему, что у нас нет денег. Он продолжал требовать во все более угрожающей манере. Я взял свою увесистую палку на изготовку в правую руку.
За этой сценой из соседнего скверика наблюдали коллеги нашего оппонента. Человек десять. Я их не заметил. Уже потом, когда виноватая в этом инциденте жена давала мне взбучку за горячность, она обратила мое внимание на банду в скверике.
А в тот момент, когда я приготовился к отражению атаки, жена выступила вперед и на хорошем русском языке объяснила негру, что у нас нет денег.
— Понимаешь? Нет и копец!
Когда-то Маяковский написал:
Да будь я и негром преклонных годов,И то без унынья и лениЯ русский бы выучил только за то,Что им разговаривал Ленин.Не знаю, догадался ли молодой негр, что с ним поговорили на языке Ленина, но он посмотрел на нас с удивлением и отошел.
ПОЛИГЛОТКА
В русскоязычный магазин деликатесов в Бруклине, пыхтя тоненькой коричневой сигаретой, вошла элегантная дама. По-русски с московским аканием она обратилась к продавцу:
— Пожалуйста, нарежьте мне вот этой ветчинки четверть фунта. О кэй?
Она стряхнула пепел на чистый пол.
— А вот этой колбаски — сто пятьдесят грамм. О кэй? А вот этой макрели… что? Нельзя разрезать? В таком случае, дайте мне вот ту, поменьше. О кэй? Ничего, что я говорю по-английски?
КЕМПИНГ
Последний уик-энд мая — день Поминовения. Вся Америка рванула на природу. Выехать в такой день в кемпинг было форменным безумием. Джип, нагруженный лодкой, палаткой и прочим необходимым снаряжением, наматывал милю за милей.
Глухо. Все лагеря забиты до предела. В некоторые лесопарки даже не надо было заезжать. Уже на шоссе стояли щиты с надписью «Мест нет».
Наконец, на территории индейской резервации у чахлого озерца нашлось одно свободное место. Автомобиль, кострище и палатка впритык друг к другу и к соседям.
Подозрительная уборная — деревянная кабинка без воды.
Соседи оказались доброжелательными.
— Это питьевая вода? — Спросил я, показав на трубу с вытекавшей водой.
— Не знаю.
— А пьете вы что?
— Пиво.
— А дети?
— Кока-колу.
ВЗАИМОПОНИМАНИЕ
В гостинице у дежурного мы получили талон на посадку в микроавтобус, который должен был отвезти нас в аэропорт имени Кеннеди. На остановке, в нескольких метрах от подъезда, рядом с чемоданами стояли два араба. За нами выстроилась очередь.
Подошел микроавтобус.
Суровый чернокожий шофер потребовал у арабов талон. Они, оказывается, не обратили внимания на объявление в вестибюле. Талона у них не было. Пришлось возвратиться в гостиницу.
Мы сели на переднее сидение. Микроавтобус был заполнен до предела, когда вернулся араб с талоном. Они умоляли шофера взять их. Они опаздывали на рейс. Шофер был неумолим. Нет мест.
Я сказал шоферу, что мы можем потесниться, один сядет рядом с нами, а второй — на чемодан.
Пассажиры удивились. Как выяснилось, кроме нас, в микроавтобусе не было евреев.
В пути мы разговорились. Арабы оказались палестинцами из Самарии, работавшими в Кувейте. Я изложил им мою бескомпромисссную позицию о решении палестинской проблемы. У палестинцев не нашлось возражений.
Жена была недовольна мной. Незачем афишировать, что мы — израильтяне.
В аэропорту мы дружески распрощались. Они долго благодарили нас за помощь.
Дома мои прекраснодушные друзья называют меня фашистом.
ВОСПИТАНИЕ С ПОМОЩЬЮ 370-ТИ ЛОШАДИНЫХ СИЛ