Гололед
Шрифт:
Принял командование на себя. Срочно обследовали медкомплексы рейдеров и разместили в их медкапсулах всех оставшихся тяжелых. Как хорошо, что Тим остался на ногах. Стало легче. Осмотрел рейдеры, ну и живучие твари, могли идти в подпространстве. Заметая следы, забрали даже тела погибших врагов и ушли в прыжок к оперативной базе.
Приходили в себя почти две недели, подлатали все суда, подлатали оставшихся в живых людей, укомплектовали перегонные команды. Я поведу один из рейдеров, другой Варух, недавно выбравшийся из медкапсулы.
Перед отлетом состоялась траурная церемония:
Останки противников, то же направили в корону звезды, но уже без церемоний. Кстати у них всех изъяли импланты и нейросети, я был против, но ни кого не убедил. Хотя решение не ставить эти нейрокомпонеты своим, приняли все и решили пустить их на обмен.
А утром я увидел у десантников шеврон на левом рукаве: фигура десантника в бронескафе с раскинутыми руками, падающая на корону звезды. По верху надпись: Кто, если не мы? Внизу: Легион особого назначения. А Командор сказал, что уже подготовил приказ, обязующий всех военных пройти через Легион.
Появились боевые традиции и ритуалы, появились вооруженные силы… появился спецназ. И не важно, как он называется. Общественное развитие Зифари прошло «точку невозврата».
Глава 15 Французский Иностранный легион
Я из «пиджаков» — с военной кафедры, лейтенантом, попал в спецназ. Служил в кадрированных частях или в офицерских подразделениях, где сверхсрочники (потом прапорщики), ни чем не отличались от офицеров, только погонами. И вот мне пришлось пройти путь путь новобранца, в 41 год, будучи в звании полковника. «Картина маслом». Кстати прием в легион ограничивался сорока годами, пришлось врать.
Раздели до трусов, шмонали, как зека. Выдали предметы первой необходимости, шорты, футболку, полукеды, простыни. Отвели в комнату, где выделили койку и заперли ожидать вызова.
С первым тестом, психо-техническим управился за час. Капрал, проводивший испытания был удивлен, а ведь я еще старался не спешить.
А вот медицинский тест доставил много неприятностей. Увидев мое последние ранение, меня тут же хотели завернуть на выход, но я их уговорил (поведав часть своей биографии) довести медкомиссию до конца. В конце концов решили, что прошел условно, до физического теста. Физический тест это бег, как и везде в спецназе.
Бежали по круговой дорожке стадиона, тест Купера, где я показал лучший результат. А отжиматься я мог долго, скорее проверяющий бы устал считать.
Осталось самое сложное — «гестапо» или, как говорили у бы у нас — мандатная комиссия. Допытывались до всего, но я умел отвечать, учили. Как я понял, к определенному мнению они не пришли.
На следующее утро, меня опрашивал уже коммандант — майор. В конце концов он спросил меня прямо:
— Вы, несомненно, старший офицер. В Легионе вы никогда не будете, даже младшим офицером. Вы не преступник, не предатель… не идиот. Какая причина вашего желания стать легионером.
— В СССР наступают новые времена и я не желаю быть ни защитником старого, ни апологетом нового. Появилась возможность начать все сначала, для СССР это невероятное событие. Я готов к переменам, для себя, как личности. И только.
— Если у вас будет возможность принять гражданство Франции, вы примете его?
— Я сейчас не готов ответить на ваш вопрос.
— То есть скорее — нет, чем — да.
— Так точно месье коммандант!
Что же, майор предоставил мне возможность пройди весь путь в Легион. Но боюсь, что весь этот путь я был «под колпаком» у эсбистов. Руж, отдельная комната и через неделю учебный лагерь возле г. Кастельнодари в районе Тулузы, предгорье Пиренейских горах. Сержант, командир нашего отделения, уже через неделю спихнул на меня половину своих обязанностей. Но его тут же заложили свои коллеги (особенность менталитета населения цивилизованных европейских стран) и меня вызвали к капитану, командиру учебной роты.
— Легионер, мне доложили, что ты отлично знаешь оружие. Наши мастера не успевают ремонтировать клероны (труба, горн, Штурмовая винтовка FAMAS F1), за этими бананами. Пойдешь помогать оружейникам. Но тесты будешь сдавать со всеми легионерами.
Конечно, обычно, не стоит отрываться от коллектива. Но мне было плевать, слишком большая разница в возрасте и менталитете. Тем не менее, делать вид, что ничего не происходит и все образуется само собой, было нельзя. Когда я пришел сдавать зачет на полосу препятствий, парни из моего отделения смотрели на меня с насмешкой ожидания. Мол сейчас этот технарик-косила поваляется в грязи, однако не дождались, я прошел полосу с высокими зачетными баллами. Тоже было и на марш-броске, где я, буквально, притащил на себе подвернувшего ногу бельгийского парня. Про оружие и стрельбу упоминать нет смысла.
В зачет по рукопашному бою, провел семь схваток, за два часа, две последние с инструкторами. Очень серьезные ребята, но после школы Сэнсея мой уровень был не хуже. Единственное возраст и в последнем бою я «сдох» в середине схватки, однако инструктор не стал меня размазывать по матам, а перевел бой в демонстрацию сложных и редких приемов савата. Даже вернее шоссона.
После зачета, попросил ребят уделить мне пару минут внимания:
— Парни, я не напрашивался на работу в мастерской и поверьте, свободного времени у меня остается меньше, чем у вас. Даю слово, если я подведу отделение — уйду на гражданку (в легионе — цивиль). И главное, посмотрите на меня, среди вас я, как прыщ на голом заде, вы мне в дети годитесь.
— Ладно, папаша, проехали. Ты все всем доказал, — сказал неформальный лидер отделения, итальянец Энцо Паоли.
Друзьями мы не стали, но и общего отчуждения я больше не испытывал. Причем всегда был готов помочь сослуживцам и они это ценили.
Так я и провел всю учебку, четыре с половиной месяца, за ремонтом и поверочными стрельбами. А стрелять я любил, так что быстро перенес свои старые навыки на новое оружие.
А после того, как выиграл несколько пари у инструкторов по стрельбе, они меня угостили выпивкой. Корпоративная солидарность в действии.