Голос ангела
Шрифт:
– Что об этом святейший думает?
– О чем именно? – уточнил Холмогоров.
– Обо всем, – и Иван Спиридонович раскинул руки, словно хотел объять все мироздание, не повредив его хрупкое великолепие.
– Все в руках Божьих, – произнес Холмогоров. – Он рассуждает примерно так, как и вы, Иван Спиридонович.
– И насчет власти, что ли? – шепотом осведомился церковный староста.
– Может быть, еще более жестко. Хотя потом добавляет, что всякая власть от Бога.
– Так-то оно так, – воскликнул старик, мгновенно оживившись, – но если человек – мерзавец и при власти, то разве и ему власть дал Бог?
– И ему, – спокойно
– Кто же все-таки оклад церкви пожертвовал? Матушка о странном мужчине вспомнила.
– Никто его, кроме отца Михаила, не видел. Рассказал он матушке о нем немного, имени не назвал. Мол, живет он на той стороне города, – старик ткнул пальцем в просвет между побеленными яблоневыми стволами. – Неплохой человек, но непонятный какой-то.
– Камень за пазухой на других держит?
– Нет вроде. В последнее время в церковь не ходил.
– Что его толкнуло оклад подарить?
– Жене его вроде бы худо стало. А человеку, вы же знаете, Андрей Алексеевич, как плохо, так он сразу к Богу обращается, поддержку у Всевышнего ищет. Нет чтобы денно и нощно молиться, Бога вспоминать, так и поддержка все время была бы, и ничего с ним плохого не случилось бы, беда бы его обходила стороной.
– Так-то оно так, – сказал Андрей, – но отец Михаил, он же денно и нощно Богу молился и за себя и за других? Даже не столько за себя, сколько за других.
Старик замер, поняв, что его мысль разбита в прах и возразить нечего.
– Пастырь за паству в ответе.
– А за пастыря кто тогда отвечает?
– Всевышний, – сказал старик и быстро подхватился со скамьи, найдя универсальную фразу “неисповедимы пути Господни”. – Неизвестного дарителя милиция ищет.
– Успешно? – насторожился Холмогоров.
– Ищет, а найти не может, всех мужчин перебрали, у кого жены в больнице с тяжелой болезнью лежат. А толку-то? Никто не признается.
– Странно, с чего бы это ему молчать? Хорошее дело сотворил, а прячется? – спросил Холмогоров.
– Не хочет огласки. Боится, что его по следователям затаскают или того хуже – оклад краденый.
– Может и так быть. Украл оклад, тут жене плохо и стало. Решил откупиться.
– Мне не нравится, что он в церковь не ходил.
У церковного старосты имелись два критерия, которыми он мерил людей: если ходит в храм, значит, человек положительный, а если не ходит, значит, никчемный если пьет, то плохой, пьет в меру – спасение ему обеспечено.
– Отец Михаил говорил, что мужчина тот не сильно пьющий был. Я так считаю, – продолжил старик, – если мужчина с утра пьет или днем, значит, пропащий, никчемный, а если вечером, пусть даже каждый день, то это не беда. Хотя сам я не пью и не курю уже пятьдесят лет, а здоровья все равно нет. Мой сосед, вы его видели, он только по вечерам да по праздникам пьет. Мужик богатый, непонятно, откуда у него деньги берутся. В последнее время нигде не работает, на рынке не торгует, а дом какой отгрохал, видели? И лодка у него с мотором, и машина новая. Деньги его испортят, недавно с братом в усмерть поругался.
– Из-за чего?
– Мало ли из-за чего два здоровых мужика поругаться могут? Может, кто-то глянул не так, сказанул не то, пошутил, вот и пошло-поехало. Я им внушение сделал, о заповедях Божьих напомнил, вроде помогло.
– А что же вы, Иван Спиридонович, священником не стали?
– Раньше нельзя было, а потом уже
– И что?
– Остались довольны, удивились, что такой человек не в столице живет, а у меня остановился, хотя из Борисова до Минска всего-навсего час езды, если электричкой. А на машине так еще быстрее.
– Хорошо у вас здесь, – произнес Холмогоров.
– Было до этого, – сокрушенно покачал головой Иван Спиридонович. – В последний раз у нас священника в войну убили.
– Немцы?
– Свои, партизаны, за сотрудничество с оккупантами. А какое там сотрудничество? – старик озлобленно хихикнул и сжал кулаки. – В школе закон Божий преподавал при немцах. Подкараулили его партизаны возле леса и выстрелили в спину, попали прямо в сердце. Побоялись ему в глаза смотреть. А он старенький был, такой, как я сейчас. Немцы похоронили его возле церкви сами, потому что партизаны листовку в городе повесили, мол, кто похоронит, тому смерть. Я сам ту листовку не видел, но люди рассказывали.
– Пойду к реке схожу.
– Вам удочку дать?
– Нет, я не рыбак. На воду посмотрю, посижу на берегу. Может, что и надумаю.
Старик не спрашивал, надолго ли Холмогоров задержится в Борисове или скоро уедет. Не спрашивал, какие у него тут дела, почему он здесь оказался. Ему было в высшей степени лестно, что Холмогоров остановился в его доме. Старик понимал, что такому человеку, пожелай он, лучшее место в гостинице выделят и сам мэр на вокзале встречать станет.
Холмогоров легко поднялся, неторопливо направился к реке, уклоняясь от низко распростертых ветвей яблонь. Иногда советник патриарха поднимал руку, пальцы прикасались к яблокам.
– Андрей Алексеевич, яблоки-то рвите, ешьте. Много их уродилось.
– Красивые больно, – оглянувшись, бросил Холмогоров, закрывая за собой калитку.
Холмогоров сидел у реки, смотрел на тростник, на яркую воду. Место было красивое. Наверное, поэтому здесь и положили бревно. Под ногами поблескивали пивные и бутылочные пробки, втоптанные в землю. Но при всем при этом тут было сравнительно чисто: ни битого стекла, ни бумаг, ни даже окурков. “Странно все это, – думал Андрей, – сатанисты.., оклад.., звонок мне в Москву, человек, подаривший оклад, не объявляется. А где же сам оклад, у кого он сейчас?"
Холмогоров вытащил бумажник, извлек фотографию. Снимок, на котором оклад был изображен полностью, забрала милиция, как и негативы. Снимок же, получившийся лишь наполовину, майор Братин разрешил взять Холмогорову. Андрей рассматривал плохо получившуюся фотографию – света мало, а вспышка не сработала.
"Гроздья винограда, о которых говорил отец Михаил, видны отчетливо, а вот кресты я бы не разглядел, не скажи он мне о них. Где-то нечто похожее я уже видел… Надо вспомнить, где и при каких обстоятельствах. То, что оклад старинный и ему не менее четырех веков, это несомненно. Возможно, это даже пятнадцатое столетие. А вот гнезда от драгоценных камней”.