Голос бездны
Шрифт:
Лариса плотно закрыла уши руками и побежала в дальнюю комнату.
– Я убью его! – зашептала она. – Я убью его!
В следующую секунду она успокоилась. Произнесённые слова внезапно показались ей настолько естественными и настолько разумными, что она отняла руки от ушей и приняла свободную позу.
– Я убью его, – спокойно произнесла она.
Глаза опустились к рукам, нежным женским рукам, ни разу в жизни не державшим ни пистолета, ни топора.
– Чем бы мне убить его?
Звонок в дверь оборвался, и в комнате наступила тишина. Это произошло столь внезапно, что
Мягко запиликал телефон. Лариса медленно повернула в нему голову, но пошла не к нему, а к входной двери. Прижавшись к «глазку», она увидела Володю с трубкой мобильного телефона в руках. Весь вид его говорил о том, что он сильно нервничал.
– Звони, звони, голубчик, – едва слышно произнесла она и стала медленно одеваться. – Что это тебя вдруг разобрало так? Неужто совсем невтерпёж стало? Ну, родственничек, придётся потерпеть. Сегодня мне уже не до гостеприимности.
Володя потоптался на лестнице ещё минут пять и решил всё-таки, что Лариса ушла из дома.
– Ладно, утром заеду и возьму, не выбросит же она его…
Услышав, как он пошёл по лестнице вниз, Лариса бесшумно отворила дверь и последовала за ним. Она не знала, как намеревалась поступить, в её голове не было никакого плана, в ней лишь клокотала холодная ненависть.
Сев в машину, она поехала за ничего не подозревавшим зятем. Он вывернул на Садовое кольцо и, проехав метров триста, припарковался.
– Что это он?
Володя вышел из автомобиля и направился к стеклянному павильону.
– Курить захотел, сигареты кончились, – решила Лариса, и в эту секунду в окно её «вольво» кто-то постучал.
– Хозяйка, подбрось рублик, – к окну прижималось лохматое мужское лицо, расплющивая рыхлую щетинистую кожу щеки о стекло. – Не жидись, хозяйка.
Какая-то острая, но ещё не осознанная до конца мысль мелькнула в голове Ларисы, и она открыла дверцу машины.
– Садись рядом, – властно сказала она, – денег дам.
– Ого, – бомж неуверенно опустился на сиденье и заполнил салон густым запахом грязи и перегара, – никогда в такой мягкой не катался. Так угостишь рублишком, хозяйка?
– Угощу, даже больше дам тебе, если человека одного испугаешь как следует.
– Испугать надо? – задумался бродяга и почесал рваной рукавицей шершавый подбородок. – Испугать можно. Но ты уж червонец тогда выложи, душка. За червонец я сильно испугать могу, почти до смерти.
– До смерти? А до смерти испугать сумеешь? Совсем до смерти? – Лариса то и дело поглядывала на улицу, чтобы не упустить Володю.
– Могу и до смерти. Но ты за это мне тридцатник дай и бутылку поставь. Только тогда, может, и пугать не надо? Просто по черепу шкваркну и всё. Или тебе, хозяйка, надобно, чтобы со страхом? Ты скажи.
– Мне надо, чтобы очень быстро, – ответила Лариса, слегка улыбнувшись. – Вон тот человек. Видишь машину перед нами? Я поеду следом. Когда он остановится возле своего гаража, ты можешь сделать с ним всё, на что способно твоё воображение.
– Воображением я не богат, хозяйка.
– Тогда как попроще, – Лариса нажала на педаль. – Мне всё едино. Главное, чтобы наверняка.
– Чем же насолил он тебе, хозяйка?
– Обидел сильно.
– Такую красивую? Знать, дерьмовая у него душонка, – с чувством произнёс бомж.
Лариса приоткрыла окно, чтобы впустить свежего воздуха.
– И часто ты такие услуги оказываешь? – посмотрела она на пассажира.
– Как придётся. Чаще бывает, что воровать надо. Убиваю редко. Однажды в пьяном деле пришлось кирпичом махнуть, а два раза меня просили об этом, как вот ты сейчас. Зато после этого я сыт несколько дней. Сам-то я по молодости отсидел за убийство. Отца я зарезал. Ножом в сердце, кухонным ножом.
– Повздорили?
– Он мать избивал сильно, вот я и не удержался. Я в юности вспыльчив был до невозможности, это потом жизнь пообкатала, пообрезала норов-то. А тогда я не умел сдерживаться. Схватил нож и саданул им. Я бы в тот момент чем угодно проткнул его, вилкой ли, палкой ли обыкновенной, а то и просто пальцем горло продырявил бы.
– Не жалко было потом?
– Нет.
– А других не жалко?
– Нет. Посторонние люди, чужие, ни имени, ни лица их не знал, – бомж пошамкал гнилым ртом.
– Но что-нибудь ты чувствовал при этом?
– Один раз, когда по пьяни кирпичом ударил, чувствовал, что мне палец едва не откусили, гноился потом очень долго. А если про чувство на сердце, то ничего. Обидно немного.
– За что обидно?
– Не знаю.
– Денег мало?
– На время хватает. А так, чтобы на всю жизнь, столько всё равно не заплатят.
Володя не стал заводить машину в гараж, остановился у подъезда.
– Сейчас он уйдёт, – сказала, заволновавшись, Лариса.
– Ну, я пойду к нему, – спокойно произнёс бродяга и вышел из «вольво».
Лариса слышала, как у неё внутри возникло огромное напряжение. С каждым шагом бомжа в ней нарастало волнение, руки и ноги затряслись. Ей казалось, что Володя всё знал, что он приготовился дать отпор, что он специально остановился прикурить, дабы осмотреться, прикрывая лицо сложенными ладонями. А бомж неторопливо приближался, двигаясь косолапо и бочком. Его фигура выглядела почти бесформенной, лохматой, состоящей из сплошных складок грязной одежды. За одной ногой волочился длинный распущенный шнурок. Володя сделал две быстрые затяжки, бросил недокуренную сигарету на мокрый асфальт и шагнул к подъезду.
– Не успеет, – выдохнула Лариса, следя за неторопливым бомжом. Зубы её громко застучали.
Бродяга окликнул Володю, но тот сперва не обратил внимания на него. Затем что-то всё же заинтересовало его, и он остановился. Правая рука его вопросительно коснулась груди, будто он спрашивал: «Вы меня зовёте? Вы не ошиблись… гм, уважаемый… грязнуля?» Он явно недоумевал, однако бомж вёл себя уверенно. Он показал рукой через плечо, и Лариса съёжилась, с ужасом поняв, что бродяга говорил о ней. Володя замялся, сделал шаг вперёд, чуть наклонил голову, всматриваясь в темноту, где мутно виднелась «вольво», уточнил что-то у бомжа и пошёл рядом с ним в направлении указанной машины.