Голос бездны

Ветер Андрей

– Всё небось кровью залито?

– Не так сильно, как ожидаешь, хотя грудь, конечно, у каждого в крови. Шрамы от Пляски Солнца остаются навсегда. Это уважаемые шрамы, их ни с чем не перепутать.

– Ничего себе праздничек.

– Да уж, это всем праздникам праздник, – согласился Лисицын. – На него не всегда попасть можно. Чаще всего такие пляски проходят подальше от посторонних глаз, но есть и такие, куда туристов допускают. Я попал именно на такую Пляску Солнца.

– Зрелищно, судя по твоим словам, – Лариса опустила веки, будто пытаясь представить картину только

что услышанного.

– Ты любишь зрелища?

– К сожалению, люблю, – она внезапно помрачнела.

– Почему «к сожалению»? – Лисицын придвинул стул поближе к собеседнице. – Тебе кажется, что это неправильно? Что в этом постыдного?

– Постыдного ничего.

– Тогда в чём дело? Почему ты расстроилась?

– Потому что я слишком люблю зрелища. Я езжу по всему миру в поисках зрелищ, в поисках ощущений. И теперь я уже не справляюсь с этой жаждой. Я не могу утолить её. Мне мало, мне мало! Мне хочется больше и больше! Я хочу попасть в цирк Древнего Рима, чтобы увидеть там гладиаторские бои, увидеть кровь, услышать вопли многотысячной толпы…

Она схватила бутылку и сделала несколько больших глотков прямо из горла.

– Я знаю, что ты любишь такие вещи, – спокойно сказал Лисицын. – Я видел тебя на фотографии, которую сделали во время пожара в центре города. Ты там стоишь и смотришь, зачарованная огнём.

– После этого пожара мне подумалось, почему я не Нерон… И мне стало страшно, Серёжа, – она протянула к нему руки, – а сегодня…

– Успокойся, что с тобой? Что-нибудь стряслось? Ты чем-то огорчена, я вижу. Расскажи мне, в чём дело.

– Нет, я не могу, я не хочу… – она затряслась всем телом.

– Ладно, успокойся. Давай я уложу тебя спать.

– Я не желаю спать, я не усну. Расскажи что-нибудь ещё… Нет, лучше поцелуй меня… Нет, сперва отключи телефон. Не хочу никого слышать, ни с кем разговаривать… Теперь подойди ко мне. Поцелуй меня быстрее…

Прорвавшийся за окном снегопад бросался на стекло под завывание ветра. Краем глаза Лариса видела окно, и ей казалось, что снег вылепил на стекле очертания человека, похожего на Володю. Конечно, этого не могло быть, этого никак не могло быть, но Лариса задрожала ещё сильнее от пронзившего её ужаса.

Мир, всё из чего состоял мир, каждая его клеточка, любимая, благоухающая клеточка – всё надулось, наполнилось изнутри напряжением и вот-вот могло лопнуть, разбрызгав повсюду огонь и лёд. Мир пошёл кувырком. Требовалась немыслимая сила, чтобы удержать его, вернуть в нормальное положение, в нормальный ритм. В противном случае он грозил раздавить Ларису взвившимся молотом, который она не видела, но ощущала.

***

Было совсем рано, за окном висела тёмно-синяя утренняя тишина, когда Сергей выбрался из-под одеяла и направился к телефону, намереваясь позвонить Артёму. Но едва он надавил на кнопку, которую отключил накануне по просьбе Ларисы, раздался звонок. Он взял трубку, но не рискнул ответить, не зная заведённого в доме порядка и боясь поставить Ларису в неловкое положение мало ли как она преподносила себя другим.

– Ларис, телефон, – он поднёс трубку к ней.

– Алло? Да, Ритуля, – она говорила вяло, продолжая пребывать в состоянии дремоты. – Что? Я не понимаю тебя, повтори… Что там у тебя стряслось? Володя?.. Как ты сказала? Убит?..

Она скосила глаза на Сергея. Глаза были огромные, настороженные.

– Я скоро приеду к тебе… Ритка, ты меня слышишь? Телефон? Да, он выключен был, у меня гость ночевал…

Бросив трубку, Лариса села на кровати, согнув колени и положив на них голову.

– У моей сестры погиб муж.

– Тебе надо ехать туда?

– Она говорит, что сейчас не нужно, тело в морге. Но как же я оставлю её одну?

– Разумеется. Может, тебя подвезти?

Она взглянула на него, подумала с минуту и кивнула. Она выглядела усталой, но спокойной. Она ни о чём не сожалела. Единственное, почему она согласилась на предложение Сергея, была её «вольво» – лучше было не приезжать туда сразу на этой машине. Мало ли что.

– Будем собираться? – спросил Лисицын, натягивая трусы.

– Сначала выпьем кофе.

– Если только у тебя есть в зёрнах. Я растворимый не признаю.

– Есть у меня и в зёрнах, – вдохнула она и легла в постель.

Сергей присел рядом.

– Тебе дурно?

– Нет, – она едва заметно покачала головой.

Она скользнула рукой вниз по телу. Её тело выглядело изысканной мраморной статуей, в которую вдохнули жизнь. Всё в ней было словно выверенным до миллиметра, нигде ничего лишнего, ни единой складки, ни единого грамма. Ей не могло быть сорок лет, и она не могла быть человеком. Люди такими не бывают. Лисицын вздохнул, глядя на неё. Она слегка повернула голову, скосила на него глаза.

– Я понравилась тебе? – спросила она с отчаянием, неизвестно откуда пришедшим.

– Ты не можешь не понравиться, но ты не можешь и нравиться. Я смотрю на тебя сейчас, и понимаю, что сейчас ты мне нравишься. Как картина. Но я прикасаюсь к тебе, и ты перестаёшь быть картиной. Сейчас у меня замирает сердце и перехватывает дыхание, но когда я трогаю тебя, у меня встаёт член… Мне хочется любоваться тобой. По-моему, это может длиться вечность, никогда не наскучит. Но тебя нельзя трогать.

– Я так не могу, – тихо ответила Лариса, – я хочу ощупать руками всё, что мне нравится. Когда же я перестаю наслаждаться только глазами, я хочу всё это потрогать, затем мне хочется всё проглотить, сожрать, измельчить зубами и превратить в часть меня самой, чтобы не разлучаться с этой красотой… Я очень несчастна, Серёжа, я не умею наслаждаться жизнью, я не умею любить…

Мне было очень хорошо с тобой, но это никогда не повторится потому, что во второй раз мне будет этого уже мало…

Она раздвинула свои красивые ноги, словно дразня Лисицына, и он отвернулся.

– Может, мне лучше уйти?

– Ты обещал отвезти меня к Рите. Но больше ты ко мне не приходи.

Помолчав, она добавила:

– Если хочешь, я сделаю тебе ещё приятно… ртом… Но ты в меня не входи…

– Спасибо, давай лучше собираться…

– Прости меня, не обижайся, у меня что-то не в порядке с нервами, – она перекатилась на кровати и обняла его за талию.