Голос горячего сердца
Шрифт:
– Батюшка, а почему Господь согласился, чтобы его распяли?
– Господь принял муку ради искупления грехов людских, Жаннетт. Только поэтому.
– Но ведь Господь всесилен? Почему он не придумал что-нибудь другое для спасения людей?
– Пути Господа неисповедимы. Раз Он так поступил – значит, решил, что это правильнее всего.
Жаннетт с сомнением посмотрела на распятие. Иисус Христос вовсе не выглядел довольным тем, как с ним обошлись. Одно только – как гвозди в руки и ноги вколачивали… бр-р, больно до чего.
– Батюшка, а почему погибла Святая Екатерина?
– Она
«А вот Луи-Школяр рассказывает, что Екатерину хотел взять замуж правитель Александрии, но получил отказ, потому что она не хотела за язычника. Она, наверное, была очень красива. Правитель нанял языческих мудрецов, чтобы они разубедили Екатерину, и она долго спорила с ними. В учёном споре она победила, тогда её заточили и стали мучить, но она всё равно не сдалась, и её казнили. Бедная Святая Екатерина. Правда, она после этого попала в рай. В раю хорошо. И всё-таки… её очень жалко. И Святую Маргариту тоже жалко, ведь и с ней так же поступили – жестоко и несправедливо.»
– Батюшка, а разве правильно, что Екатерину и Маргариту, хороших, добрых и красивых, так жестоко мучили и убили?
– Их жертва была угодна Богу, Жаннетт. Своим страданием они приблизились к Нему. Господь безмерно пострадал на распятии, и все лучшие люди тоже принимают мучения. Боль без вины очищает душу, приближает к Всевышнему.
«Страдают – лучшие? Но Луи-Школяр рассказывал на днях, как он видел однажды в Париже казнь ведьмы. Её сожгли живую. Она так кричала от боли… а ещё в ней был ребёночек, он выпал из её живота прямо в пламя. Даже слушать рассказ Луи – до того страшно, что хуже некуда. А уж видеть это… А каково ей было терпеть? Вчера вот – обожглась я о свечку, ужас как больно, кажется, нет ничего хуже. А как же ей пришлось на костре? Вот эта боль – по всему телу? Как же это страшно – даже представить себе… Получается, что и она, эта ведьма – лучшая, одна из лучших среди людей, совсем как святые Екатерина и Маргарита? Как Господь? И её ребёночек, который так и не родился… впрочем, он-то наверняка хороший, ведь согрешить не успел. Ведьмы и еретики, которых сжигают на кострах по приказу инквизиторов… лучшие из людей? Не следует спрашивать об этом отца Фронта, а то вдруг он рассердится на Луи… вот в прошлый раз ему нагорело – только за то, что пытался объяснить мне и брату Жаку, что такое буквы.»
– Жаннетт, а почему Катрин не приходит с тобой ко мне?
«Ой, неудобно как. Катрин ведь сейчас неподалёку, опять упражняется в бросании камней. Совсем ещё крошка, а уже всяко умеет. Отца Фронта она терпеть не может с тех пор, как он запретил хороводы у Дерева Фей, правда, дразнить его не решается, просто избегает.»
– Батюшка, сестричка Катрин ещё слишком мала…
Обманывать доброго отца Фронта было неудобно, и Жанна смотрела в пол. Отец Фронт вздохнул и укоризненно покачал головой. Как прискорбно, что младшая дочка Дарк не желает брать со старшей пример в благочестии и целомудрии!
Уже неделю весь город жил радостным ожиданием, и сегодня оно оправдалось. Рано утром горожан поднял на ноги радостный перепев всех колоколов. Что он означал, поняли все от мала до велика. Мир! Сегодня будет заключён мирный договор с англичанами, и тогда многолетней войне
Полусонные, но радостные горожане выбегали на улицы – навстречу радостной процессии мира. Сотни кавалеристов в украшенных доспехах охраняли две роскошные кареты. В одной из них ехал герцог Бургундии, Филипп Добрый, а в другой – король и королева Франции: Карл Шестой по прозвищу Карл Простоватый и его супруга Изабелла Баварская. Чуть поодаль ехала третья карета, совсем невзрачная на вид. Её охраняло всего-то двое всадников, которые выглядели очень скромно. Это были англичане. А внутри неприметной кареты находился человек, которому Франция была обязана этим днём всеобщего умиротворения. Скромный епископ Пьер Кошон.
Торжественная процессия выехала на центральную площадь города и остановилась у ратуши. Всадники спешились, высокочтимые гости вышли из карет, разминая ноги после продолжительной езды, и принялись осматриваться по сторонам. В самой середине площади был установлен высокий разукрашенный помост. Именно к нему и направились теперь высочайшие особы, сопровождаемые отцами города и скромным епископом Кошоном, который держал в руках невзрачный футляр.
На помосте уже всё было готово для подписания мирного договора. Кошон вынул из футляра экземпляры договора и передал их секретарю Филиппа Доброго. Тот мигом разложил бумаги на столе:
– Ваше величество! Прошу вас!
Король Карл Простоватый подошёл к столу, взялся за перо. Пустыми глазами посмотрел на бумагу. Ненадолго задумался.
– Мир – это хорошо. А всё-таки, о чём говорится в этом договоре?
Сзади молча приблизились герцог Филипп Добрый и королева Изабелла. К королю Франции обратился Пьер Кошон:
– Ваше величество! – голос епископа звучал надрывно. – Наше несчастное королевство уже десятилетия как истекает кровью! И пуще солдат короля Генриха ваши подданные страдают от междоусобицы, вызванной арманьяками! Этот договор позволит нам прекратить войну с Англией, а значит, и арманьякам придётся распустить свои войска.
– Да? Это замечательно. Мне очень нравится. И больше ничего там нет? Король Генрих убирает свои войска из Франции, и конец войне?
Кошон мысленно проклял склероз Карла Простоватого. Неужели придётся напоминать этому коронованному олуху самые элементарные вещи? Он хоть не забыл, с кем обручена его дочь?
– Не совсем так, ваше величество. Армия короля Генриха останется во Франции, но его солдаты уже не будут нашими врагами. Король Генрих станет вашим зятем.
– Зятем? Ах, да. Он же обручился с Катрин, дочкой моей. Тогда я не понимаю, зачем нужен договор? Где это видано, чтобы зять воевал с тестем?
«Чтоб тебя, старый осёл! То и дело возникает ощущение, что ты не так глуп, а просто прикидываешься.»
– Ваше величество! Договор нужен для того, чтобы закрепить наследные права короля Генриха на французский престол.
– Это как – после меня, что ли? Он думает, что я собираюсь помирать?
«О, чёрт! Ещё недоставало, чтобы этот придурок взбунтовался в последний момент! Хотя… если вдруг… это ведь будет хуже только для него самого. В крайнем случае, договор подпишет Изабелла. С ней-то проблем быть не может.»